Честно говоря, ввязываться в литературную дискуссию мне совершенно не хотелось, вдруг да скажу что-нибудь нелицеприятное, а оскорбленный Широкорядов меня за это высадит в чистом поле. Тогда уж мне придется ночевать даже не на скамейке, а под кустиком.
В общем, я отделалась ничего не значащими фразами, а поэт-песенник переключился на тему недавнего пожара, свидетелем которого мы стали, и извинился за выходку Лизы. Меня так и подмывало расспросить о последней поподробнее, но, как и подобает воспитанной девушке, я задушила свое нездоровое любопытство еще в зародыше.
Скоро мы уже были на маленькой площади возле платформы Дроздовка, где поэт-песенник ненадолго остановился, чтобы купить сигареты в круглосуточном киоске, где дежурил все тот же веснушчатый Сеня. Пока Сеня отсчитывал Широкорядову сдачу с пятидесятирублевой купюры, они обменялись короткими фразами об аварии на железной дороге и удушающей жаре. А еще Сеня спросил, как Широкорядову понравилось шампанское, которое тот покупал у него на прошлой неделе.
— Шампанское? — Похоже, Широкорядову пришлось вспоминать. — Да вроде бы ничего… — И, помахав Сене рукой, сел за руль.
Потом испросил у меня разрешения закурить и жадно затянулся.
Оставшийся отрезок пути мы проехали в полном молчании, а когда автомобиль поравнялся с поэтовой дачей, стоящей слегка на отшибе, я сказала, что дальше доберусь сама.
— Ну нет, — возразил поэт, — я довезу вас до самого дома, тем более что у нас здесь такие дела творятся…
Я не стала возражать. Машина медленно, на первой передаче, поползла вдоль заборов, а я от нечего делать уставилась в окно. Банкирская дача тонула в кромешной тьме — то ли неутешный вдовец завалился спать с вечера, то ли остался ночевать в Москве, — а вот недостроенная, та, на которой позавчера случился страшный пожар, напротив, просто расцвела огнями. Впрочем, здесь я немного преувеличиваю — особенной иллюминации не было, но на веранде и в двух окнах второго этажа свет точно горел. Так же, как и на даче Нинон, которая, наверное, места себе не находила, беспокоилась за меня.
— Ну все, приехали, — объявил поэт-песенник, — а вы мне так и не сказали, как относитесь к поэзии.
Я заметила тень, мелькнувшую в окне первого этажа, — это Нинон, услышавшая шум мотора, приникла к стеклу, — и выпалила:
— Все зависит от поэзии. Хотя даже самая лучшая, на мой, конечно, абсолютно субъективный взгляд, напоминает секс по телефону.
— Это как? — Широкорядов был откровенно заинтригован.
— Очень просто. Мне кажется, что поэты — это люди, которые предпочитают описывать чувства, а вовсе не испытывать их.
— Интересное мнение, — почему-то серьезно отозвался Широкорядов.
Я вышла и торопливо пошла к дому. И только на ступеньках террасы меня осенило: не примет ли Широкорядов такую мою сентенцию за намек?
Глава 20
— Ну где ты пропадала? — набросилась на меня Нинон, едва я переступила порог. — И кто тебя привез?
Прежде всего я рухнула на диван и расслабилась, сложив руки на груди и вытянув ноги.
— 0-ох… — выдохнула я, сбросила туфли и пошевелила пальцами.
— Да что с тобой стряслось? — Нинон пристально глянула на меня из-под очков.
— Электричка… Электричка застряла в Плещееве: авария какая-то впереди произошла. В общем, я там три часа проторчала и, наверное, заночевала бы прямо на рельсах, если бы не поэт-песенник…
— Значит, это Широкорядов тебя подвез? А я уж думала, что такое случилось? Уже два часа места себе не нахожу. То в окна выглядываю, то к калитке бегаю… Мысли всякие в голову лезут насчет маньяка… Хотела идти встречать тебя, да тоже боязно как-то… Если бы хоть Остроглазов был, я бы его попросила подвезти меня до платформы, но его, как на грех, нету. Видно, решил в Москве заночевать, — щедро делилась со мной своими переживаниями Нинон. — Я даже знаешь что в конце концов удумала? Пошла к этому нелюдимому типу Овчарову с недостроенной дачи — он сегодня здесь, — говорю: куда-то моя подружка пропала, не подбросите ли до платформы, а то мне самой идти через перелесок страшно. А он буркнул, мол, машина не на ходу, и дверь захлопнул прямо перед носом…
— «А сердитый зверь опоссум дверь захлопнул перед носом…» — Я сладко потянулась. Приятно все-таки очутиться на уютном мягком диване после трехчасовых мыканий в полной неизвестности.
— Опоссум? — не поняла Нинон. — Какой еще опоссум?
— Детский стишок есть такой, — беззаботно отозвалась я и вспомнила свой двусмысленный разговор с поэтом-песенником. Ну и бог с ним!
— Опоссум? — Похоже, Нинон относилась к поэзии серьезнее меня. — И как он выглядит, этот опоссум?
Я задумалась:
— Честно говоря, я точно не знаю. По-моему, у него такая жесткая торчащая шерсть…
— Тогда похож, — серьезно сказала Нинон. — Ты видела, какие у него брови? Просто непроходимые заросли! Если кто и похож на маньяка, то именно он!
Я не разделяла мнения своей подруги:
— По-твоему, преступника можно вычислить по внешности? Ты что, детективы не читала? Там всегда убийцей оказывается тот, на кого в жизни не подумаешь. А иначе все было бы ясно на первой же странице.
— Стану я читать эту лабуду, — презрительно бросила Нинон, — полистала тут как-то пару образчиков от нечего делать, ну я тебе скажу… Героиня непременно хороша, как утренняя звезда на небосклоне, умудряется совершенно одновременно быть секс-бомбой и исповедовать строгие нравственные принципы, стреляет по-македонски и в одиночку борется с мафией. Разумеется, в конце концов, перебив десятка полтора профессиональных киллеров, она остается с чемоданом долларов и с красивым мускулистым мужиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64