- Можно подумать, что ты умеешь это делать.
- Да. Но две женщины тебя не шокируют? Тебе больше нравится это вечером?
Я посмотрел на Карен, на стол, где лежала груда белья, вдохнул пропахший духами воздух.
И улыбнулся Карен.
- Ты действительно хочешь знать, что мне нравится?
- Да.
- Герда будет взбешена, если мы на некоторое время закроем дверь на ключ?
Карен, не сказав ни слова, подбежала к двери и повернула ключ.
- Почему, - спрашивает доктор Эрнст, - в столь решающий момент вы отказываетесь от продолжения исследований. Почему?
Маленький, тщедушный, похожий на гнома, он стоит лицом к лицу со мной. Я вдыхаю его зловонное дыхание. Я пытаюсь отступить, чтобы не стоять против него. Только сейчас я заметил, что присяжные заседатели все ещё в комнате и восседают на стульях, как восковые фигуры, уставившись остекленевшими глазами в одну точку и все с раскрытыми буквой "О" ртами, будто готовы выпустить колечко дыма. У меня создалось впечатление, что я окружен ужасающимися масками.
- Ну, что? - настаивает доктор. - Ну же? Ну?
И вновь грубо тычет мне в солнечное сплетение своим указательным пальцем, подчеркивая каждое слово.
- Я ничего не знаю, доктор.
- Господин председатель, пожалуйста.
- Господин председатель, я не знаю.
- Я ваш фетиш, свет в конце тоннеля, надежда на спасение, проводник в потаенном лабиринте вашего сознания. Правда?
- Да, доктор. Господин председатель.
- Потому что, Питер, ваша мера пресечения уже определена. Смертный приговор оглашен. И поскольку я буду счастлив, если растопчу вас, он обжалованию не подлежит. Есть только один закон: тот, кто нажимает на курок, должен дорого расплачиваться.
- Но я не стрелял, я...
Ирвин Гольд делает мне знак замолчать. Мой добрейший адвокат!
- Ну же, Хаббен, успокойтесь. Вспомните наше соглашение. Не забывайте о Николасе.
- Боже, я не забываю!
Если уж меня хотят изжарить, лишь бы Ник не присутствовал при этом, что же, я согласен, банда подлецов, готовьте вертел!
- Но если вердикт уже готов, к чему затевать этот смехотворный процесс?
- Послушайте, Хаббен... - обратился ко мне Гольд.
Герр доктор знаком остановил его.
- Ах, мэтр! Прошу вас. Позвольте вашему клиенту самому ответить на вопрос.
- Самому? - спросил я, поочередно, глядя на них. - Вы навязываете немыслимые законы и хотите, чтобы я вам объяснил их?
Я был взбешен, горечь подступила к горлу, будто я съел неудобоваримый обед.
- О Боже, с меня довольно! Прекратим этот фарс и перейдем к исполнению приговора! Закончим на этом. Spurlos versenrt. Посадите меня в кресло и пустите ток.
Медик явно заинтересовался.
- Правда? Это все, чего вы желаете? Конец - и все? Исполнение приговора без объяснений?
Нет, я не хочу. Внезапно, будто прозрев, я понял, что не желаю быть уничтоженным без определения вины. Быть наказанным за преступление логично. Но понести кару из-за тотого, что совершено преступление и кто-то должен расплатиться...
В припадке бешенства я выложил все это доктору, извергая аргументы и топя их в потоке слов, будто мог убедить его в чем-то, доказать всю чудовищную несправедливость, жертвой которой я стал. Он, серьезно склонив голову, выслушал меня, будто хищная птица в предвкушении трапезы.
- Naturlich, - гоготал он. - Конечно. Чудовищная несправедливость. Права гражданина и человека. Гонения. Да, да, мой друг. Достаточно нагнать на вас страха, и вы показываете свое истинное лицо. Демосфен! Но все перлы мудрости ничего не смогут изменить в уличающих вас фактах. И вскоре вы будете мертвы, чтобы смыть преступление. Уясните это и согласитесь. Откажитесь от нелогичных аргументов и не настаивайте на том, что жертва вам незнакома, и, следовательно,...
- Я повторяю...
- И, следовательно, у вас не было никакого повода послать в неё пулю. Но вы - то её знаете. Только что вы были готовы вспомнить её имя. А затем решительно заблокировали свою память.
- Решительно возражаю! Это последнее слово, которое можно использовать в моем случае. Все, что произошло...
- Молчать!
- Господин председатель, вы возводите напраслину.
- Правда? - удивился герр доктор, оскалив пожелтелые зубы. - Ну, может быть, если ваш сын сможет присутствовать на этих слушаниях...
- Нет!
- Вы готовы на все, лишь бы это не произошло?
- Да. Я сделаю все, что угодно.
- Ах! Тогда опознайте свою жертву, Пит, мальчик мой. Вы уже готовы вспомнить её имя, если пройдетесь по Стречет в сопровождении своей датской проститутки. Поразмыслите. Вспоминаете? Имя. Странное имя... Какое?
Он приближается ко мне, и я вновь отступаю, чтобы не вдыхать его тошнотворное дыхание.
Имя.
Ее имя. У неё было имя.
- Карен?
- Не говорите глупостей!
- Тот истощенный манекен? Та, с забавным пуделем?
- Но я никогда не знал её имени.
- Для этого нет причин. Сделайте усилие.
Немыслимая игра, игра в вопросы. Единственную зацепку мне дает слово Стречет.
Стречет.
"Ботик".
- Герда, - говорю я. - Это может быть только Герда.
- Вы отлично знаете, что нет!
- Да. Вы правы. Подождите...
Я безнадежно ищу имя, пытаюсь вспомнить его. Мимолетное, неуловимое, оно крутится в моей голове, на кончике языка, ускользает от меня. Необычное, греческое. Или что-то в этом роде. Странное. В моих ушах стоит грохот; я глохну. Я ищу, протягиваю руки к этому имени, я ухватываюсь за него.
- Дэдхенни! Вивьен Дэдхенни!
Да! О, да! Ну да! Я отлично его помню.
Вивьен Дэдхенни.
Подружка Карен.
Но ни той, ни другой сейчас нет рядом со мной в номере "Регала". Нет никого, только я и посыльный, готовящий прохладительные напитки и закуски. Я абсолютно не знаю вкусов семидесятилетнего нобелевского лауреата, к тому же безнадежно больного, потому я заказал все в ассортименте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37