Пока Андрей орудовал ножом и штопором, я созывал по этажу гостей. Зашел в номер к "айболитам" и остолбенел. Двое личных врачей президента пожилой, седовласый, ещё стройный, похоже, бывший дамский любимец, и молодой, смахивающий на солнцевского братана парень в спортивном костюме1 обитали в наглухо задраенном номере, насыщенном винными парами и прокуренном, как кубрик пиратской шхуны. Бычки топили в бутылке, уже до отказа заполненной коричневой никотиновой жижей. Рядом - горка опустошенных склянок из-под медицинского спирта.
- Да тут сдохнуть можно, док! - обратился я к пожилому. - Хоть бы окно открыли...
- Зачем? - пожал он плечами. - Нарушится гармония. Лечение должно быть полноценным...
Ночью, переполненные впечатлениями, мы с Андреем никак не могли заснуть. Рассказывали друг другу о себе.
Была у него в жизни драма, давно, ещё во времена лейтенантства. Умерла от злой болезни молодая жена. Остался один с маленьким сыном на руках. Никого из родных в Москве не было. Трудно это - самому стирать, готовить, провожать и встречать из садика. По вечерам - когда сослуживцы торопятся кто в соседнюю закусочную, кто к верным подругам - бежать домой штопать колготки, купать сына. "Не журись, Андрюша!" - говорил он сам себе. И люди не догадывались, что творилось у него на душе. Всегда доброжелательный, улыбчивый, не нытик, но жалостливый к другим, он вызывал в коллективе дружную симпатию. Ребята всегда старались помочь - кто порточки выросшего сына принесет, кто апельсин, а кто и двадцатку до лучших времен...
Наутро эстафету Руслана приняли офицеры местного ФСБ, ответственные за работу с прессой. Повезли нас на рыбалку в сторону Терека, верст за тридцать от Нальчика.1 Не совсем, конечно, рыбалка. Купили на рынке, пренебрегая сазанами и осетрами, несколько белых рыбок, похожих на карликовых сомов (как из таких уху сваришь?). Позже бросили вещи на берегу, развели костер. И снова нахлынуло давешнее умиротворение, ускользающая волна тихой радости...
Река - быстрая, ледяная, ревет на перекатах. Искрится, дрожит в кристальных потоках апрельское солнце. В его лучах угадывается на противоположном берегу контрастно-черная фигура рыбака с неводом. Он медленно движется в нашу сторону - забросит невод, вытащит, снова забросит... Ритмичные движения, как в замедленной съемке.
Котелок закипает. Скоро будет уха.
- Не сомневайтесь, - говорит Валерий, один из наших провожатых. - Это хорошая рыбка. Маленькая, но наваристая. Водится только в Тереке...
Уха и вправду оказалась не хуже волжской. Вот так сомики! Андрей живописал коллегам будни Службы безопасности, рассказывал о повадках ожидаемых в скором времени журналистов.
- А Коржакова часто удается близко видеть? - уважительно спросили офицеры.
- Каждый день, как вас сейчас, - улыбнулся Андрей. - И президентскую руку доводилось пожимать...
- Ну... - поцокали языками наши спутники, с опаской переглянулись. Везучие...
Рыбак с неводом почти добрался, перепрыгивая с камня на камень, до нашего берега. Пронизанный золотыми солнечными искрами, грациозно двигаясь, он как бы венчал живую картину земной благодати, неизвестно откуда взявшееся легкое счастье... Вот бы сюда Клода Моне.
- Может, пригласим к столу? - предложил Андрей. - Совсем промок парень.
Начали хором звать незнакомца.
Стесняясь, неторопливо подошел он к костру. Поблагодарив, аккуратно пригубил предложенный стакан. Был рыбак высок, черноволос, густая борода на молодом лице, сияющие глаза.
- Ахмед, - представился он, - местный чеченец. Этнический. А это от меня вашему столу, - и протянул Андрею свой улов. Десяток белых холодных рыбок. Новая уха!
Думаю о солнечном дне на берегу реки и чувствую - то была подлинная радость! Сидим рука об руку - чеченец, кабардинец, балкарец, я и Андрей. "Еще до войны..." - помните? Всего-то знакомы несколько часов, а хорошо вместе. Как родным людям. Уходящая, тающая взаимность... Меньше чем через год начнется бойня в Грозном. Где окажется Ахмед? Уйдет ли в родную Чечню, чтобы влиться в отряд Басаева, или захватит заложников в Первомайском, куда пошлют на штурм Черного Ангела? Погибнет в Самашках? А может, останется в Кабарде, чтобы не огорчать семью, и будет все так же выходить по утрам с неводом?..
Вскоре, получив очередную ложную команду, в Нальчик нагрянули журналисты. Впустую. Ельцин по-прежнему оставался в Сочи. Наш добрый министр Руслан подготовил программу и для прессы. Для начала - экскурсия на Эльбрус.
Ее мало кто запомнил. В том числе и мы с Бородатым Полковником. Потому что на каждой из остановок по ходу движения горного подъемника - 600 метров, 900, 1500, 2000 - обнаруживался лихой орел в бурке и папахе, а при нем - ящик водки и блюдо баранины. Так чествовали журналистов. Один из иностранцев, которому выдумка Руслана очень понравилась, радостно выкрикивал на каждом привале единственное знакомое ему русское слово "Махнем!" Но не рассчитал силы. Потому что после четвертого стакана пошатнулся, икнул и с трудом выговорил ещё одно новое для него слово - "Не махнем!"
Выше 2300 метров никто не смог подняться. Потому что барашек был маленький, на всех не хватило. А без закуски силы альпинистам изменили. У входа на подъемник красовался традиционный плакат: "Салам алейкум, Борис Николаевич!"
- Нет, это не салам алейкум, - сказал один из корреспондентов, это - салам алкоголейкум!
После Эльбруса команду журналистов повезли реанимировать в бассейн с минеральной водой. Разделись донага. Скользя по кафелю, как лоси по январскому льду, еле добрались до края бассейна. И тут обнаружили, что между нами дама, журналистка - кустодиевская матрона во всей первозданной красе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51