Снаружи щелкнул выключатель. Комната погрузилась во мрак. Только из окна, наполовину завешенного гардиной, пробивался тусклый свет.
Послышались шаги. Всего несколько шагов. В полумраке я различил контуры трех огромных фигур. Я отступил за письменный стол, бросил сигарету на пол и наступил на нее. Быстро ощупывая пальцами поверхность стола, я нашел и закрыл крышкой тяжелый чернильный прибор.
— Привет, привет, мистер Гейл,— произнес голос.— Рады тебя видеть. Мы пришли потолковать с тобой, мистер Гейл. Для твоего же блага. Мы думаем...
Я запустил чернильницу в Голос. Кто-то свирепо выругался, и мы перешли к главному номеру сегодняшней вечерней программы.
С самого начала у меня не было никаких шансов. Трое против одного в тесном пространстве — при таком раскладе не спасет никакая тактика. Кто-то ударил меня дубинкой по голове, и не успел я очухаться, как получил сильнейший свинг в челюсть, удар ногой в колено и короткий тычок в солнечное сплетение.
Этого мне хватило. Я упал на колени и схватил кого-то за ногу. Резкий удар по шее подсказал мне, что лучше встать на ноги. Я кое-как поднялся, придерживаясь за стену.
Голос произнес:
— Держите его. Он там, у стены.
Две пары рук прижали меня к стене. Чей-то ботинок врезался в мою голень — дабы напомнить, что лучше стоять тихо.
Я почувствовал, как по лицу стекает тонкая струйка крови, и подумал, что Клод все-таки не так уж умен.
— Значит, тебе нравится бросаться чернильницами? — произнес Голос.— Ну, ты свое получишь. Ты у меня заработал, мразь.
Чья-то рука отдернула гардину, и в комнате стало немного светлее. Голос стоял прямо передо мной. Слышалось тяжелое дыхание двух человек, прижимавших меня к стене.
— Занимайся своими дерьмовыми делами, мистер Гейл,— довольно дружелюбно сказал Голос.— Понял? И не пытайся запугивать бедных маленьких простачков вроде Клода Уипса. Ты хочешь что-нибудь сказать, мистер Гейл? Будь любезен...
Я выплюнул коренной зуб и ничего не сказал.
— Тебе нравятся чернильницы, правда? — продолжал Голос.— И ты любишь ими бросаться? Ну хорошо, получай!
Я попытался, поймать момент и, когда мне показалось, что пора, резко отдернул голову. Но чернильница с отбитым верхом полете-тела мне прямо в лицо. Я почувствовал, как зазубренный край врезался мне в нос. Перед глазами заплясали очень симпатичные звездочки.
— Оставьте мистера Гейла в покое,— сказал Голос.— Он плохо себя чувствует.
Они отошли, и я прижался к стене, чтобы не свалиться. Я чувствовал, что с трудом удерживаю уплывающее сознание. Глаза застилал кровавый туман.
— Ну пока, мистер Гейл,— сказал Голос.— Будь хорошим мальчиком и занимайся своими дерьмовыми делишками. Усек? Я не хочу больше с тобой возиться, но в следующий раз нам придется разрезать тебя на кусочки. Усек? В разрезанном виде ты будешь выглядеть хуже, чем сейчас.
Удар пришелся на последнее слово. Сильнейший свинг в челюсть бросил меня на колени. Я увидел, как пол медленно надвигается на меня.Я лежал на полу и ждал. Я знал, что удар последует, но не знал, куда угодит. Такая работа всегда заканчивается пинком. Я смутно чувствовал, что это будет удар в лицо.
Моя рука медленно поползла по полу. Наверное, мой полумертвый мозг пытался защититься от удара ногой в лицо. Но рука не добралась до лица. На нее наступил тяжелый ботинок, прямо на пальцы. Я начал уныло размышлять об этом ботинке.
Это был тяжелый ботинок, подбитый гвоздями. Я размышлял, почему сапожные гвозди всегда забивают по три. Мои пальцы шевелились и нащупали место, где был забит только один гвоздь — двух
не хватало. Я совершенно некстати подумал, что Голосу скоро придется ремонтировать ботинки.Ботинок освободил мои слабые, едва шевелящиеся пальцы.
— У тебя игривое настроение, мистер Гейл,— произнес Голос.— Озорник Гейл! А как тебе это понравится, мистер Гейл?
Я успел поднести руки к лицу. Но он ударил не в лицо. Его ботинок врезался мне в живот. Несколько секунд до того, как все погрузилось во мрак, показались мне очень длинными.
Я приходил в себя, словно выплывал из глубины моря. Мертвого, черного моря. Прошло много времени, пока я вспомнил, что случилось. Уходя, они задернули гардину, и в комнате было темно, хоть глаз выколи. Мое сознание, оцепеневшее и неуклюжее, было, казалось, загипнотизировано этой чернильной темнотой.
Я лежал ничком у стены. Саднило лицо, порезанное разбитой чернильницей. В желудке была отвратительная ноющая боль, разливающаяся по всему животу. Плохи дела, подумал я. Но бывает и хуже. Мне и раньше приходилось получать удары в брюхо, и я знал, что лучше уж такая вот ноющая боль, которая говорит о сильном внутреннем ушибе, чем отвратительные признаки кровотечения, которые означают, что тебе скорее всего крышка.
Я хотел шевельнуться, но это потребовало огромных усилий и вызвало новую волну острых ощущений. Такой головной боли я не пожелал бы и гремучей змее, а желудок при каждом движении поднимался к горлу.
Я перевернулся лицом вниз и, упираясь руками в пол, стал на колени. Подвывая от боли, я изо всех сил старался заставить себя ползти к дверям ванной. Из всех сокровищ мира мне сейчас нужна была только вода.
Я наконец подполз к ванной, и мне с трудом удалось дотянуться до дверной ручки. С трудом я открыл дверь, нащупал выключатель и включил свет. Это усилие оказалось для меня чересчур большим. Я свалился на пол и минут пять лежал неподвижно. К горлу неудержимо подступала тошнота.
Я стал думать о Голосе и его подкованных ботинках. Я прикидывал, что сделаю с этим типом, когда представится возможность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62