– Нет, а что с ней? – откликнулась Энни.
– Она беременна, – крикнула в ответ Митци. – О господи, можете представить Софи в постели с ее крохотным мужем?
Все загоготали, и парень, вертевший самокрутки, начал долгий путаный рассказ, соль которого заключалась в том, что спикер конгресса – фетишист.
– Вы, я вижу, не очень высокого мнения о выборных лидерах? – сказал Нортон.
– Еще бы, – ответила Энни. – Если забыть, что они говорят, и только видеть, что делают, это смех. Я хочу сказать, что конгресс похож на обезьянник в зоопарке. Если обезьян переправить в конгресс, а конгрессменов в зоопарк, никакой разницы не будет. Может, на твой взгляд, я слишком радикальна?
Нортон пожал плечами.
– Там хватает шутов, – сказал он. – Но есть и хорошие люди.
– Расскажи об Уитморе, – внезапно попросила она. – Хороший он человек?
– В этом я не обвинил бы его, – сказал Нортон. – Но он может стать великим президентом. О более проницательном политике я даже не слышал.
– А что он представляет собой как личность?
– Не знаю. Никогда не интересовался им как личностью.
– Женщины интересуются, – сказала Энни. – Он очень привлекателен.
– По возрасту он годится тебе в отцы.
– Однажды у меня была интрижка с человеком его возраста. Складный мужчина, весь мускулистый, как Хемфри Богарт.
– Много было у тебя интрижек?
– Не знаю, много или нет. Мне двадцать семь, и у меня было двадцать три мужчины. Это много? А сколько было у тебя женщин?
– Не знаю, – ответил Нортон. – Потерял счет.
– Кроме шуток, скажи, сколько?
– Да много. Пятьдесят. Или сто. Несколько лет я вел счет. Идиотизм.
– Почему ты не женат? – спросила его Энни. – Похоже, ты склонен к семейной жизни.
– Склонен, но те, на ком я хотел жениться, не хотели выходить за меня, и наоборот. Я слишком осторожен. Смотрю на своих школьных друзей: кто разведен, кто собирается развестись, кому надо бы собраться. Глядя на них, спешить с женитьбой не хочется.
– Чего я не хочу, – сказала Энни, – так это иметь дело с женатиками. Пару раз пробовала, хватит.
– Почему? Испытываешь чувство вины?
– Нет. Но бывает обидно. Занимаешься с кем-то любовью, а он потом уходит проводить ночь с другой. Ты не представляешь, каково это.
Самокрутка с марихуаной дошла до них. Нортон передал ее Энни.
– Ты не куришь? – спросила она.
– Очень редко. После этого я всегда забываю, о чем говорил.
– Затянись, – предложила она. – Помогает расслабиться. Нортон с раздражением затянулся. Женщины всегда говорили, что он кажется скованным, чопорным, сдержанным. Но как быть, если он так выглядит? Что ж теперь, ходить босиком?
– Знаешь, какое ты производишь впечатление? – спросила Энни. – Тебе подошло бы сидеть в белом костюме на веранде своего плантаторского дома со стаканом мятного пунша в руке.
– Наподобие Кларка Гейбла в фильме «Унесенные ветром», – сказал он.
– Может, скорее полковника с рекламы жареных цыплят. – Энни хихикнула. – Но в духе старой южной аристократии. Преемник гордой традиции и все такое.
– Энни, хочешь знать, что такое эта гордая традиция? – спросил Нортон. – По словам моего отца, в восемьсот двадцатом году в день рождения королевы из лондонских тюрем выпустили всех заключенных с условием, что они покинут Англию, и все эти отбросы общества крали суда, сколачивали плоты и всяческими способами добирались до Америки, таким образом клан Нортонов и оказался здесь. В нашем роду было множество конокрадов, сотни солдат-конфедератов, один неплохой губернатор Северной Каролины и в конце концов мой отец. В тридцать четвертом году он лишился своей фермы, пошел работать на лесопильный завод за двадцать центов в час и был рад такому заработку. Я тоже работал на лесопильном заводе, но, во-первых, я был довольно смышлен, во-вторых, что еще более важно, отлично играл в бейсбол, из чего следовало, что я создан для великих дел.
– Как ты попал в штат Уитмора? – спросила Энни. – Мне казалось, он брал к себе только безжалостных негодяев.
– Он счел нелишним иметь рядом с собой одну деревенщину, чтобы смягчить свой образ, – сказал Нортон и засмеялся собственной шутке. – Нет, дело было сложнее. Я стал работать у одного сенатора из Северной Каролины советником в антитрестовском подкомитете. Когда мой сенатор умер, председателем подкомитета стал Уитмор. Некоторое время спустя он вызвал меня к себе в кабинет. Я думал, что он хочет меня уволить и взять кого-то из своих. Вместо этого у нас произошел вот такой короткий разговор. Он спросил: «Хочешь остаться на работе, Нортон?» Я ответил, что хочу. Он сказал: «Оставайся. Я требую только преданности. Стопроцентной». Я сказал, что это не проблема. Мы пожали друг другу руки, и разговор был окончен. И лишь получив очередной чек, я узнал, что Уитмор повысил мне жалованье.
– Ты его недооценил, – сказала Энни. – Ты хорошо работал, а он был не так глуп, чтобы увольнять тебя.
– Да, – ответил Нортон. – Это единственный раз, когда я недооценил Чака Уитмора. В конце концов он сделал меня своим юрисконсультом. И вот я здесь.
– Я рада, – сказала Энни и погладила его по голове. Тут к ним подошел Пит, бармен из бара Натана.
– Привет, мистер Нортон, как жизнь?
– Не жалуюсь. Ты знаком с Энни?
– Конечно. Мистер Нортон, извините, что прерываю ваш разговор, но у меня крупная неприятность. Затянитесь-ка.
Он усмехнулся и протянул громадную самокрутку. Нортон затянулся и передал ее Энни.
– Дело вот в чем, – продолжал Пит. – На той неделе я взял машину у одного парня, меня остановили за нарушение правил, под сиденьем оказалось шесть унций марихуаны, и мне предъявили обвинение в торговле наркотиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85