честно говоря, на его зарплату они не могли бы купить даже эти журналы. Все оплачивал тесть.
В прихожей Суворин посмотрелся в застекленную репродукцию с портрета работы Джексона Поллока. Суворину показалось, что его морщины слились с морщинами лица на портрете. Я уже слишком стар для подобных игр, подумал он. Я давно уже не мальчик.
Информация о том, что «Дельта» вылетела без Келсо Непредсказуемого, достигла Ясенева вскоре после двух часов дня. Полковник Арсеньев произнес несколько цветистых фраз — и, разумеется, запротоколировал свое мнение в более сдержанных выражениях — о том, что он крайне удивлен тем обстоятельством, что Суворин не проследил за отбытием историка. Суворин в ответ едва не поинтересовался язвительно, каким образом он должен был одновременно заниматься поисками исчезнувшего Мамонтова, контролировать действия милиции, искать тетрадь Сталина и препровождать независимого во всех отношениях западного ученого в «Шереметьево-2» — и все это имея в своем распоряжении только четырех человек.
Кроме всего прочего, это казалось уже не столь важным после того, как агентство «Интерфакс» распространило известие об убийстве Папу Рапавы со ссылкой на неназванные милицейские источники, утверждавшие, что старика убили при попытке продать западному журналисту тайные бумаги Сталина. Возмущенные депутаты от компартии уже потребовали поставить этот вопрос на обсуждение в Думе. Администрация президента связалась с Арсеньевым, от имени президента требуя объяснить: что, вашу мать, у вас там происходит? Человек шесть репортеров толпились возле дома Рапавы, и еще больше — осаждали управление милиции, но милицейское начальство лишь разводило руками.
Впервые Суворин воздал должное старым временам, когда новостями становилось лишь то, что благоволил сообщить ТАСС, а все остальное ничтоже сумняшеся объявлялось государственной тайной.
Он сделал последнюю попытку выступить в роли адвоката дьявола. Не создается ли впечатление, что все это раздуто без всякой меры? Не подыгрывают ли они Мамонтову? Что может быть в сталинской тетради такого, что воспринималось бы столь болезненно в наше время?
Арсеньев улыбнулся — это был зловещий признак.
— Когда вы родились, Феликс? — спросил он с нарочитой вежливостью. — В пятьдесят восьмом? В пятьдесят девятом?
— В шестидесятом.
— Ах, в шестидесятом! А я, видите ли, родился в тридцать седьмом. Деда моего… расстреляли. Двое дядей не вернулись из лагеря. Отец погиб нелепой смертью во время войны — под Полтавой, пытаясь остановить немецкий танк бутылкой с зажигательной смесью, и все потому, что товарищ Сталин объявил предателями всех, кто попадет в плен. Поэтому я не склонен недооценивать товарища Сталина.
— Простите…
Но Арсеньев только махнул рукой. Он возвысил голос, лицо его покраснело.
— Раз этот подонок хранил тетрадь в тайнике, значит, у него были на то причины, уверяю вас. И если Берия ее выкрал, то тоже неспроста. И если Мамонтов пошел на риск, замучив до смерти этого старика, значит, дело того стоило. Поэтому, пожалуйста, найдите тетрадь, Феликс Степанович, будьте так добры. Найдите ее.
И Суворин сделал все, что было в его силах. Он связался со всеми экспертами по идентификации документов. Словесный портрет Келсо был передан на все посты милиции в Москве, а также на все посты ГАИ. Фактически Суворин подключился к расследованию убийства, которое вела милиция, и благодаря этому у него появились дополнительные источники информации. Вместе с милицией они выработали общую линию по отношению к прессе. Суворин поговорил с другом своего тестя, владельцем многих газет в России, и попросил его о сдержанности со стороны журналистов. Он велел Нетто покрутиться вокруг Вспольного переулка, организовал наблюдение за квартирой дочери Рапавы, Зинаиды, которая как сквозь землю провалилась, а после десяти вечера приказал Бунину проследить за клубом, где она работала.
В одиннадцать Суворин ушел домой.
А в час двадцать пять ночи раздался звонок. Зинаида нашлась.
— Где она была?
— Сидела в своей машине, — сказал Бунин. — Возле отцовского дома. Мы следовали за ней от клуба. Выжидали, пытаясь выяснить, не назначила ли она кому-нибудь встречу, но никто не появился, и мы ее взяли. Мне кажется, ей пришлось с кем-то драться.
— Почему ты так думаешь?
— Увидите сами, когда подниметесь к ней. Обратите внимание на ее руку.
Они тихо переговаривались в подъезде ее дома на востоке Москвы. Неподалеку находился парк; сам дом, судя по чистоте и ухоженности подъезда, был приватизирован. Суворин попытался представить себе, что подумают соседи, когда узнают, что девушка с третьего этажа — проститутка.
— Что-нибудь еще?
— В квартире ничего, в машине тоже, если не считать пакета с одеждой — джинсы, водолазка, пара сапог, нижнее белье, — сказал Бунин. — Но в квартире оказалась большая сумма денег. Она не знает, что я их нашел.
— Сколько?
— Двадцать, может быть, тридцать тысяч долларов. Были завернуты в пластиковый пакет и спрятаны в бачке унитаза.
— Где они? — У меня.
— Давай сюда.
Бунин мгновение колебался, затем протянул внушительную пачку стодолларовых купюр. Он смотрел на них с вожделением. Чтобы накопить столько, ему пришлось бы работать лет пять, и Суворин подумал, что Бунин испытал искушение взять немножко себе. Может быть, и взял. Суворин сунул деньги в карман.
— Что она собой представляет?
— Упрямая сучка, товарищ майор. Из нее много не вытянешь. — Он постучал себя по лбу. — По-моему, чокнутая.
— Спасибо, товарищ лейтенант, за ценное психологическое наблюдение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113