— Приехал на помощь?
— Выходит, так, — подтвердил Джерихо, освобождаясь из объятий Пака. — Как получится.
— Отлично, отлично, — вступил в разговор Логи, окидывая обоих любящим взглядом, и тут же принялся рыться в разбросанных по столу бумагах. — Где же он? Ведь утром был здесь…
Кивнув на спину Логи, Пак прошептал:
— Узнаешь, Том? Организован, как всегда.
— Ну-ну, Пак, я слышу. Дай подумать. Он? Нет. Вот! Логи повернулся и вручил Джерихо отпечатанный на машинке документ за официальной печатью, который начинался словами «По приказу Военного министерства». Это был адресованный миссис Этель Армстронг ордер на постой, дающий право Джерихо поселиться в частной гостинице на Альбион-стрит в Блетчли.
— К сожалению, старина, не знаю, что она собой представляет. Но это самое большее, что мне удалось.
— Уверен, что все будет хорошо, — сказал Джерихо, складывая ордер и засовывая в карман. Вообще-то он знал, что хорошо не будет, — последние приличные номера в Блетчли исчезли три года назад, и многим приходилось ездить аж за двадцать миль, в Бедфорд, — но что толку жаловаться? Судя по прошлому опыту, пользоваться помещением много не придется, разве что приезжать поспать.
— Теперь, парень, ты не будешь работать до изнеможения, — продолжил Логи. — Нам не нужно, чтобы ты трудился полную смену. Ничего подобного. Будешь приходить и уходить, когда захочешь. От тебя требуется то же, что и в прошлый раз. Интуиция. Вдохновляющие идеи. Умение обнаруживать то, что мы упустили. Правильно, Пак?
— Абсолютно. — Красивое лицо Паковского выглядело измученным как никогда, даже более усталым, чем у Логи. — Бог свидетель, Том, нам действительно страшно тяжело.
— Я так понимаю, что мы ни капли не продвинулись? — заметил Логи. — Нашего господина и повелителя мне нечем порадовать?
Пак покачал головой.
— Ни проблеска надежды?
— Ни проблеска.
— Так. Да и откуда ему быть? Чертовы адмиралы. — Логи скрутил записку, бросил в корзину и промахнулся. — Я бы показал тебе сам, Том, но Скиннер, как ты знаешь, не любит ждать. Что, Пак? Проведешь его по большому кругу?
— Конечно, Гай. Как скажешь.
Логи проводил их в коридор, попытался запереть дверь и махнул рукой. Повернувшись к ним, открыл было рот, и Джерихо приготовился терпеливо выслушать одну из подобающих начальству зажигательных речей — вроде того, что от них зависят невинные жизни, что они должны сделать все возможное, что в этой гонке выигрывают не быстротой, а в битве побеждают не силой (он действительно однажды так говорил)… но вместо этого Логи широко зевнул.
— Ох ты. Извини, старина, извини.
Он побрел по коридору, похлопывая по карманам пиджака — не забыл ли трубку и кисет — и, бормоча под нос что-то о «чертовых адмиралах», скрылся за дверью.
***
Восьмой барак был тридцати пяти ярдов в длину и десяти в ширину, и Джерихо не заблудился бы в нем даже во сне; возможно, чего доброго, он и бродил по нему во сне. Наружные стены были тонкими, а через пол, казалось, проникала сырость с озера, так что по ночам в помещениях, тускло освещенных слабыми голыми лампочками, становилось свежо и промозгло. Мебель в основном состояла из столов на козлах и складных деревянных стульев. Это напоминало Джерихо церковный зал в зимнюю ночь. Не хватало только расстроенного пианино, на котором бы кто-нибудь выстукивал: «Земля надежды и славы».
Барак был распланирован наподобие сборочного конвейера, главного этапа процесса, который начинался далеко в ночи, может быть, за две тысячи миль отсюда, где к поверхности поднималась серая рубка подводной лодки и оттуда текла струйка адресованной командному пункту радиограммы. Эти сообщения перехватывались на всевозможных постах подслушивания и передавались по телетайпу в Блетчли. В пределах десяти минут после передачи, когда подводные лодки только готовились к погружению, радиограммы по тоннелю поступали в регистрационный зал восьмого барака. Джерихо забрал содержимое проволочной корзины с надписью «Акула» и подошел к ближайшей лампочке. Время сразу после полуночи обычно было самым оживленным. За последние восемнадцать минут перехватили шесть сообщений. Три состояли всего из восьми знаков: Джерихо предположил, что это метеосводки. Но даже самая длинная из шифрограмм включала не более двух дюжин четырехлитерных групп:
JRLO GOPL DNRZ LQBT…
Пак поглядел на него со скучающим видом, словно говоря: ну что тут поделаешь?
— Сколько за день? — спросил Джерихо.
— По-разному. Полторы-две сотни. И число их растет.
В регистрационном зале Акулой не занимались. Надо было заносить в журнал Морскую свинью, Дельфина и все другие шифры Энигмы, а затем передавать через коридор в кабинет шифровальных ключей. Здесь специалисты по шифрам просеивали их в поисках ключей: знакомых позывных радиостанций (Киль, к примеру, был JDU, Вильгельмсхафен — KYU), сводок, о содержании которых можно было догадываться, или сообщений, зашифрованных в одном ключе, а теперь передаваемых в другом (их помечали двумя крестиками и называли «поцелуями»). Чемпионом в этом деле был Этвуд, и девушки из женского корпуса королевских ВМС злорадствовали за спиной, что это единственные поцелуи, которые он вкусил.
В расположенной рядом большой комнате, которую так и называли — Большая комната, — шифроаналитики с помощью «шпаргалок» создавали возможные решения, а затем испытывали их на дешифровочных машинах. Джерихо оглядел расшатанные столы, жесткие стулья, тусклые лампочки, впитывая прокуренный воздух, атмосферу студенческой библиотеки и ночной холод (большинство шифроаналитиков не снимали пальто и варежек) и задавая себе вопрос, зачем — зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106