Один из нескольких унылых фудзоку своего города, где посетителям предлагают выбрать девочек по фотографиям в альбоме. Он не желает смотреть фотографии. Ему все равно. Он впервые оказался в таком месте и даже представить себе не может, что здесь можно диктовать свои условия. В потной ладони зажата мятая купюра, десять тысяч иен, заработанные дочерью-студенткой в супермаркете. И вот он ждет в комнате, к нему выходит девушка. Мужчина в шоке. Девушка тоже. Они не знают, что сказать. Молчание затягивается. Одна надежда – скоро их время выйдет. Вскоре мужчина так же молча выходит из заведения. Ему ничего не остается, кроме как понуро вернуться домой. А девушке ничего не остается, кроме как выбежать на улицу и провожать его долгим взглядом. Ничего другого не остается… В закатном солнце фигура мужчины отбрасывает длинную тень. Думаю, его силуэт всегда будет стоять у нее перед глазами. Может быть, где-то в мире даже можно увидеть такую картину.
Ее пальцы, вцепившиеся в чашку, дрожали. Молоко пошло волнами, на черную столешницу упало несколько белых капель.
– У него не было денег на журналы. Он ни с кем не общался. Я была уверена, что фотографии в еженедельнике никогда не дойдут до него. И тут какой-то нелепый случай, и вот мы уже стоим лицом к лицу.
Мы помолчали.
Она снова порывисто пробормотала:
– Трухлявый пень. Старый дурак… Я заговорил:
– Очень неправдоподобный рассказ. Даже для вымышленной истории в нем слишком много совпадений. Если любишь рассказывать сказки, советую выбирать более достоверные сюжеты.
Тихий 'голос, больше похожий на шелест, едва слышно прозвучал в тишине комнаты:
– Спасибо.
И снова тишина.
Думаю, она откликнулась на предложение менеджера не только потому, что ее манил сияющий красками мир. И она не просто хотела получить непыльную работу. Главное, ей не надо было больше жить в одной комнате с отцом. Вероятно, это решило дело. Я вспомнил ту гамму чувств, которая отразилась на ее лице, когда раздался звонок мобильного телефона там, в ресторане. Сначала на ее лице появилось беспокойство. Только теперь я понял причину. «Трухлявый пень» – так она, кажется, его назвала? Вероятно, уже тогда она боялась чего-то подобного. Она не уточнила, но это дикое совпадение скорее всего произошло накануне ее увольнения из фудзоку.
– Все-таки мы живем в отвратительном мире, – хрипловато промолвила она. – После похорон отца я говорила с хозяином квартиры. И что ты думаешь? Он возмутился: мало того что отец часто задерживал квартплату, так еще посмел удавиться прямо в комнате. И это хозяин квартиры, где мы прожили больше двадцати лет! Я ему врезала.
У меня вырвался смешок.
– Думаю, это был мудрый поступок. Я двумя руками за.
– Спасибо, – снова поблагодарила она, и в ее взгляде наконец-то появилась прежняя мягкость.
Ей некуда было возвращаться – вот что она имела в виду. С работы она уволилась и в свою комнату при казино вернуться не может. Такая вот ситуация.
Некоторое время мы молча пили молоко.
Наконец она подняла голову и взглянула мне в глаза:
– А теперь мне хотелось бы послушать о твоей травме.
– У меня ничего такого не было.
– «Та или иная травма есть у каждого из нас» – это твои слова, и ты не исключение.
– Почему это я не исключение?
– Потому что у тебя умерла жена.
Я посмотрел на нее. Травма? Может быть. А может, и нет. Хотя дело не в том, как это называть. На меня действительно время от времени накатывали одни и те же воспоминания. Я же сказал, что за мной должок. В конце концов, часть рассказа можно опустить. Какая разница? Да и вообще, кого хоть раз спасла тишина? Остается только уповать на время. Вероятно, ей тоже.
– Что ж, похоже, настал черед невымышленных историй.
Она улыбнулась.
Воспоминания об Эйко. Старшие классы. Наше знакомство весной. Развитие отношений. Кульминация. Свадьба. Смерть… Я честно изложил ей всю цепь событий. Мари внимательно слушала, не произнося ни слова. Перебила, только когда я дошел до рассказа о патологоанатоме.
– Твоя жена в момент самоубийства была беременна?
Я кивнул:
– Да. Но я еще в университете заболел паротитом.
– Паротит? Это что такое?
– Ну вот, хотел, как доктор, блеснуть умным термином. В простонародье – свинка. В зрелом возрасте она чревата некоторыми осложнениями.
– Какими осложнениями?
– Орхитом.
– Хм… Это когда отрезают яички?
– Типун тебе на язык, – ответил я. – Орхит полностью излечивается при помощи противовоспалительных средств и уколов стероидов. Никакой половой дисфункции, и только один из сотни больных орхитом может получить неизлечимые последствия. Я попал в этот ничтожный процент. И Эйко знала об этом.
– И каковы же эти неизлечимые последствия?
– Бесплодие, – ответил я, – так что Эйко была беременна не от меня.
8
У входной двери кто-то завозился.
Я повернулся в направлении звука и увидел мальчишку-курьера, заглядывающего в комнату из-под одеяла.
– Вечерний выпуск.
– Спасибо. Положи там, пожалуйста.
Он смущенно извинился за вторжение – вероятно, заметил Мари – и поспешил исчезнуть.
В комнате стало душно, и я открыл окно. За окном находилась автостоянка. Говоря о слежке, Мари, по-видимому, имела в виду другую, более цивилизованную парковку – бетонированную площадку с противоположной стороны здания. Я плохо разбирался в марках машин, но мне казалось, что «фиат» должен стоять именно на той, ухоженной площадке. Сонное пустое пространство все еще было залито ярким дневным солнцем. В мае темнеет поздно. За болтовней мы не заметили, как пролетело время. Я даже устал немного. В моей ровной пластмассовой жизни не случалось таких длинных бесед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103