Не помнится, чтобы какая-либо книга или документ покинули стены библиотеки. Даже все консультации, экспертизы или реставрационные работы проводились на месте. Разве не говорили, что лаборатории библиотеки превосходят лаборатории Лувра?
— Ну что, — спросил Мореше Сальва по дороге в посольство Польши, — кажется, эта экспертиза в чем-то убедила тебя?
— Можно допустить, что фальсификатором был один из экспертов библиотеки и вся работа проделана в лаборатории. Ко всему прочему, Кокошка хорошо знакома с ним, и именно от него она узнала о важности документа.
— Достаточно ли знать, что какой-то польский эксперт имеет свободный доступ в лабораторию, чтобы определить виновника?
Вылощенный камергер в белых перчатках проводил обоих друзей в барочный салон, где графиня принимала их в прошлый раз. Дородная супруга посла, сидящая в кресле с разводами, встретила их несколько резковато.
— Ах, это вы, господа! И что вам не сидится? Я сказала: его превосходительство мой муж все еще в Варшаве, и, следовательно, ничего большего я вам сообщить не могу.
— Мадам, друзьям Польши простительна поспешность, с которой они спешат на помощь вашему знаменитому соотечественнику, святому отцу, — не оробел Мореше.
— В какой еще помощи нуждается святой отец? — презрительно передернула плечами Кокошка.
— Мадам, — с нескрываемым раздражением произнес Сальва, — мы докучаем вам по необходимости, а не ради удовольствия, можете поверить. У нас есть достоверные сведения, что против Ватикана и, без сомнения, против самого понтифика замышляется заговор. Вы же, не отдавая себе в том отчета, располагаете информацией, которая позволит нам расстроить этот заговор. Не будете ли столь любезны ответить на наши вопросы?
От подобного оскорбления графиня побледнела. Никто не осмеливался говорить с ней таким тоном. Она поджала губы, потом холодно произнесла:
— Давайте, инспектор, давайте. Вам не впервой втаптывать в грязь честь порядочных людей. Обыщите посольство, меня заодно и почему бы не моего мужа!
— Мадам, — более спокойно продолжил Сальва, — во время предыдущего визита я интересовался фамилией человека, поставившего вас в известность о находке «Жизнеописания Сильвестра». Мне необходимо узнать эту фамилию. Со всем к вам уважением я настаиваю, чтобы вы мне ее сказали, и немедленно.
— А если не скажу?
— Графиня, вас — увы! — можно будет обвинить в сообщничестве, в пособничестве, если угодно.
Она, не выдержав, вспылила:
— Уходите! Я не намерена терпеть оскорбления у себя в посольстве от полицейских, даже не польских!
— Мадам, — невинно заметил Мореше, — папский престол назначил моего друга профессора Сальва провести расследование…
Мадам Кокошка тотчас успокоилась, хотя ее объемная грудь продолжала колыхаться, втягивать и выдувать воздух, как кузнечные мехи. Потом она бросила, словно кость шавке:
— Один поляк.
— А дальше? — продолжал настаивать Сальва.
— Один очень уважаемый и почтенный поляк.
— Его фамилия?
— Мой память… как это вы говорите? Он дырявый, вот. Может быть, мой муж-посол помнит. А я какое имею отношение к этой истории?
— Вы общались с газетой «Ла Стампа».
Она поерзала в кресле, насколько это позволило ее величественное тело. У нее был вид ребенка, уличенного в проступке. Потом вдруг она решилась:
— Юрий Косюшко. — И ее прорвало, будто она освободилась от этой пробки. — Но это для святого отца. Все женщины Польши любят святого отца, такого гениального, такого видного… Я говорю, господа, вы нельзя понять…
— Юрий Косюшко служит в библиотеке Ватикана, не так ли? — попытался уточнить отец Мореше.
— Юрий, бедняжка, в библиотеке? — Она громко рассмеялась, зазвенели ее бесчисленные побрякушки. — Он секретарь его превосходительства моего мужа. Коммунист, знаете ли, полный идиот… Как это смешно ужасно смешно… И он пьет много водка, и к одиннадцати утра он мертвый. Глупо, нет?
— Но почему вы постарались скрыть его фамилию? — заинтригованно спросил Мореше.
— Я знаю почему, — с серьезным видом сказал Сальва. — Косюшко — головорез на службе СССР. Его приставили к послу, чтобы следить за ним.
— Юрий? — с плохо разыгранным удивлением переспросила графиня.
— Он рассчитывал на вас, чтобы запустить ложное известие в Рим и тем самым пошатнуть положение папы, так он по крайней мере считал! Как будто этот поддельный манускрипт может что-нибудь пошатнуть! Но он думал, что документ этот скандальный, возмутительный, а это совсем не так. Однако ему внушили. Внушили в КГБ, я полагаю. Папа — символ свободы, не забывайте. Ах, как было бы здорово скомпрометировать его каким-нибудь скандальчиком!
Графиня встала, словно императрица в четвертом акте трагедии.
— Господа, нам не о чем больше говорить. Я и так была очень добрая. Впрочем, бедняжка Юрий уже не секретарь его превосходительства моего мужа. Он уехал в Варшаву. Прощайте, господа. Да сохранит Господь ваше здоровье.
Очутившись на улице, Сальва дал волю своим чувствам:
— Эта вздорная женщина либо сама скрытность, либо набитая дура. Она сперва уверяет, что ее информатор — «очень уважаемый и почтенный поляк» (это ее слова), потом она подсовывает нам этого Юрия Косюшко, ничтожную личность, который, разумеется, покинул Италию.
— За этим Юрием скрывается другой поляк, эксперт библиотеки Ватикана, не так ли?
— Без всякого сомнения. Но меня больше тревожит исчезновение Стэндапа. Пытался ли он проникнуть в тайну, ничего нам не сказав? Не ликвидировали ли его, потому что он раскопал нечто опасное?
Они вернулись в библиотеку и, как вы уже догадались, спросили отца Грюнвальда, не числился ли в его штате какой-нибудь поляк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89