Лающий смех Асмодиана был едок, как кислота:
– Забери меня Тень, видно, ты возомнил себя чуть ли не проклятым Создателем! Мы мертвы. Мы оба мертвецы! Неужели гордыня застила тебе глаза и ты ничего не понимаешь? Или ты просто непроходимо туп? Ты, потерявший надежды пастух?!
Ранд держал себя в руках.
– Тогда почему бы не покончить со всем разом? – срывающимся голосом спросил он. Я не настолько слеп и вижу, что вы с Ланфир затеяли. Я не такой уж тупица, коли одурачил ее и поймал в ловушку тебя Раз нет никакой надежды, ни единого шанса, даже малюсенького… почему ты еще жив?
По-прежнему не глядя на юношу, Асмодиан потер нос.
– Как-то я видел висящего на утесе человека, – медленно промолвил он. – Он висел на обрыве, скала крошилась под его пальцами… Ухватиться он мог лишь за пучок травы – несколько длинных стебельков, корни которых едва цеплялись за камень. Это был единственный шанс вскарабкаться обратно на утес. Вот за него он и схватился. – Асмодиан вдруг коротко и невесело рассмеялся. – Он же должен был знать, что они легко выдернутся.
– Ты спас его? – спросил Ранд, но Асмодиан не
ответил.
Ранд двинулся к выходу, за его спиной вновь раздались такты "Марша смерти".
Длинные нитки бус сомкнулись за ним, и пять Дев, поджидавших в широком пустом коридоре, выложенном бледно-голубыми плитками, легко, одним плавным движением поднялись с корточек. Они все, кроме одной, были высоки для женщин – но не для айилок. Чтобы сравняться ростом с Рандом, их старшей, Аделин, не хватало чуть больше ладони. Единственным исключением была Энайла, девушка с огненной гривой рыжих волос и не выше Эгвейн болезненно переживала свой рост. Как и у вождей кланов, глаза у девушек были голубые, серые или зеленые; волосы – светло-русые, желтые, точно солома, или рыжие – коротко подстрижены, лишь на затылке оставлен длинный хвост. На поясах висели полные колчаны, уравновешенные ножами с длинным клинком; а за спинами, в налучах. Девы носили роговые луки. У каждой были три-четыре коротких, но с внушительными наконечниками копья и круглый щит из бычьей кожи. У айильских женщин, не желавших проводить жизнь у очага и в заботах о детях, было свое воинское объединение – Фар Дараиз Май, Девы Копья.
Ранд приветствовал Дев легким поклоном, от которого те заулыбались – у айильцев не было такого обычая, по крайней мере, его этому не учили.
–. Я вижу тебя, Аделин, – сказал Ранд. – Где Джойнде? По-моему, раньше она была с вами. Она не заболела?
– Я вижу тебя, Ранд ал'Тор, – отозвалась Аделин. Ее золотистые волосы казались еще светлее, обрамляя дочерна загорелое лицо с тонким белым шрамом на щеке. – В каком-то смысле она заболела. Проговорила сама с собой целый день, и не прошло еще и часа, как отправилась к Гарану из Джирад Гошиен, намереваясь положить к его ногам свадебный венок. – Кое-кто из Дев покачал головой: замужество означало отказ от копья. – Завтра его последний день в качестве ее гай'шайн. Джойнде – из Черной Скалы, из Шаа-рад, – со значением добавила Аделин. Это и впрямь значило многое. Браки с мужчинами или женщинами, захваченными в гай'шайн – обычное дело, но очень редко браки заключались между айильцами, чьи кланы находились в кровной вражде, пусть и позабытой на время.
– Эта зараза распространяется, – возбужденно заговорила Энайла. Обычно голос ее был горяч – таким же жаром веяло от ее волос. – С тех пор как мы пришли в Руидин, каждый день одна-две Девы сплетают свадебные венки.
Ранд кивнул, надеясь, что они сочтут кивок знаком понимания. А ведь в этом его вина. Он и гадать боялся, сколько из Дев рискнули бы остаться с ним, расскажи он им правду. Хотя, по всей вероятности, останутся все – их удержит честь, а страха они испытывают не больше, чем клановые вожди. По крайней мере, до сих пор все сводилось лишь к свадьбам, – пожалуй, даже Девы сочтут замужество лучшим избавлением, чем то, что испытали некоторые. Может, так еще и случится.
– Еще немного, и я готов идти, – сказал Ранд девушкам.
– Мы будем ждать с терпением, – промолвила Аделин. Говорить о терпении было трудно – казалось, стоящие на месте Девы в любой миг готовы взорваться стремительным движением.
То, что Ранд хотел сделать, в самом деле заняло у него лишь несколько секунд. Он оплел комнату – точно коробочку обмотал – потоками Духа и Огня и закрепил их, чтобы плетение держалось само собой. Войти и выйти мог любой – кроме мужчины, способного направлять. Для него самого – как и для Асмодиана – перешагнуть порог означало шагнуть в сплошную стену пламени. Это плетение потоков – и то, что Асмодиан, будучи огражден барьером, слишком слаб, чтобы направлять сквозь подобную преграду, – Ранд обнаружил случайно. Судя по всему, к менестрелю никто не лез с вопросами, но если кого заинтересует, то Джасин Натаэль просто выбрал местечко для ночлега подальше от айильцев, насколько можно отыскать такое в Руидине. К подобному выбору с пониманием отнесутся возчики и охранники Кадира. А Ранд, таким образом, точно знал, где ночью находится Асмодиан. Девы ему никаких вопросов не задали.
Ранд повернулся и двинулся к выходу. Девы последовали за ним, окружив его кольцом, настороженные, словно в ожидании нападения. Асмодиан продолжал наигрывать погребальную песнь.
Раскинув руки в стороны, Мэт Коутон вышагивал по широкому белому парапету, обегавшему вокруг сухого фонтана, и пел песню мужчинам, которые наблюдали за ним в меркнущем свете дня.
Так выпьем же вина, пусть не опустеют кубки. И милых, веселя, мы расцелуем в губки, И кости мы метнем, а потом скорей На танец, с Джаком-из-Теней.
После дневной жары воздух приятно холодил, и Мэт подумал, не застегнуть ли куртку из превосходного зеленого шелка, с золотым шитьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58