Сколь долго бы они ни былизабыты, пора их вспомнить.
Но едва вопрос сорвался с губ, Лиандрин поняла, что допустила ошибку. Такой вопрос от Айз Седай, несомненно, подразумевал сомнение и вызывал обеспокоенность, но Амалиса выпрямилась, а лицо ее затвердело.
– Лиандрин Седай, это – оскорбление, Я – шайнарка, из благородного Дома, и моя кровь – кровь воинов. Мои предки сражались с Тенью столько же, сколько существует Шайнар, три тысячи лет, ни на день не ослабляя борьбы.
Лиандрин не отступила, но сменила направление атаки. Широкими шагами пройдя через комнату, она взяла с каминной полки переплетенный в кожу рукописный том "Танца Ястреба и Колибри" и взвесила в руке, не глядя на книгу.
– В Шайнаре, дочь моя, прежде прочих стран должно ценить Свет, а Тени – опасаться. – Она небрежно кинула книгу в огонь. Пламя с жадностью принялось лизать томик, словно он был поленом смолистого дерева, и с гудением рванулось в дымоход. В тот же миг все лампы в комнате, зашипев, вспыхнули ярким пламенем, и столь яростно, что затопили все вокруг чистым светом. – Здесь – прежде всего. Здесь, так близко к проклятому Запустению, где таится порча. Здесь, где даже тот, кто считает, что он идет в Свете, может быть уже испорчен влиянием Тени.
Бисеринки пота заблестели на лбу Амалисы. Рука, поднявшаяся было в протестующем жесте из-за того, как Лиандрин обошлась с книгой, медленно опустилась. Лицо Амалисы по-прежнему оставалось решительным, но Лиандрин заметила, как шайнарка тяжело сглотнула и переступила сноги на ногу.
– Я не понимаю, Лиандрин Седай. При чем тут книга?
Это всего-навсего безобидное дурачество, глупая забава.
В голосе слышалась слабая дрожь. Хорошо. Фитили за ламповыми стеклами затрещали, когда языки огня полыхнули выше и жарче, осветив комнату, будто летний полдень чистое поле. Амалиса стояла неподвижно, словно столб, с напряженным лицом, она как будто старалась не жмуриться.
– Кто глуп, так это ты, дочь моя. Какое мне дело до книг! Здесь, где мужчины вступают в Запустение и проходят по его испорченности. В саму Тень. Почему же удивляться тому, что эта порча может просочиться в них? По их воле или вопреки ей, но она может просочиться. Почему, по-твоему, сама Престол Амерлин явилась сюда?
– Не знаю, – прозвучало едва слышно.
– Дочь моя, я – из Красных, – безжалостно продолжала Лиандрин. – Я преследую всех мужчин, затронутых порчей.
– Я не понимаю.
– Не только тех презренных, которые пробуют Единую Силу. Всех затронутых порчей мужчин. Всякого звания, благородных и простолюдинов, я преследую.
– Я не… – Амалиса облизала дрогнувшие губы и с видимым усилием собралась с духом. – Я не понимаю, Лиандрин Седай. Пожалуйста…
– Благородных даже прежде, чем простолюдинов.
– Нет! – Словно упала невидимая подпорка, и Амалиса рухнула на колени, голова поникла. – Пожалуйста, Лиандрин Седай, скажите, что вы говорите не про Агельмара! Это не может быть он!
В этот момент замешательства и сомнения Лиандрин и нанесла удар. Она не двинулась, но хлестнула Единой Силой. Амалиса охнула и дернулась, как от укола иглой, и капризные губки Лиандрин оживила улыбка.
Это был ее собственный особенный трюк, еще с детства, то первое, что она узнала о своих способностях. Ей запретили им пользоваться, едва о нем узнала Наставница Послушниц, но для Лиандрин запрет означал лишь одно: есть еще нечто, что ей нужно и что приходится скрывать от тех, кто завидует ей.
Она шагнула вперед и резким движением приподняла подбородок Амалисы. Металл, который придавал гордой шайнарке крепость духа, никуда не пропал, но утратил что-то от своего благородства, став податливей для нужных Лиандрин действий. По щекам, блестя, побежали из глаз Амалисы слезы. Лиандрин позволила огням опасть до обычного сияния – в них больше не было необходимости. Она смягчиласвои слова, но голос был твердым как сталь.
– Дочь моя, никому не хочется видеть тебя и Агельмара выставленными перед народом как Приспешников Темного. Я помогу тебе, но ты тоже должна помочь.
– П-помочь вам? – Амалиса поднесла руки к вискам; она выглядела сбитой с толку. – Пожалуйста, Лиандрин Седай, я не… понимаю. Все так… Это все…
Умение Лиандрин не отличалось совершенством – Лиандрин никогда не удавалось заставить других сделать то, чего она хочет, – хотя и пыталась; о, как она старалась добиться этого! Но она могла заставить захотеть верить ей, захотеть стать убежденными в ее правоте более всего прочего.
– Повинуйся, дочь моя. Повинуйся и правдиво отвечайна мои вопросы, и я обещаю: никто не заикнется ни о тебе, ни об Агельмаре как о Друзьях Темного. Вас не проволокут нагими по улицам, чтобы после кнутами выгнать из города, если народ раньше не разорвет вас на части. Я не позволюэтому случиться. Тебе понятно?
– Да, Лиандрин Седай, да. Я сделаю как вы скажете ичестно отвечу вам.
Лиандрин выпрямилась, глядя на шайнарку сверху вниз.
Леди Амалиса продолжала стоять на коленях, с лицом искренним и по-детски открытым, как у ребенка, ожидающего от более сильного и мудрого утешения и помощи. Лиандрин видела во всем этом некую справедливость. Она никогда не понимала, почему Айз Седай достаточно приветствовать простым поклоном или реверансом, когда мужчины и женщины преклоняют колени перед королями и королевами. Какая королева обладает силой вроде моей? Губы Лиандрин гневно искривились, и Амалиса вся затрепетала.
– Успокойся, дочь моя, не тревожься. Я пришла ненаказывать, а помочь тебе. Будут наказаны лишь те, кто заслуживает того. Правду, одну лишь правду говори мне.
– Лишь правду, Лиандрин Седай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41