Но тут, по мнению эксперта, было взорвано добрых сто граммов.
— И что это значит? — задала вопрос Марта в надежде хоть сегодня наконец-то показать себя в кругу коллег осведомленной в делах полиции.
— Это значит, что убийца — профан, который желал действовать наверняка.
— Корню профаном не назовешь, — вмешался Альбер. — Он намеренно использовал так много пластика, чтобы в комнате камня на камне не осталось. Чтобы даже долговое обязательство в сейфе обратилось в пепел.
— Тогда как нам быть? Снова ехать к нему в казарму?
— По-моему, сперва надо бы взять в оборот бабенку. Корню, похоже, стреляный воробей.
Пора было и отправляться по делам. Марта, судя по всему, окончательно присвоила себе «рено». Машина производила впечатление побывавшей в основательных переделках; Альбер не помнил, чтобы он так уж сильно покорежил ее во время последней своей попытки научиться мастерскому вождению. Коллеги уселись в серый, без опознавательных надписей, служебный «пежо». Буасси с любопытством разглядывал вмятины на крыльях машины Альбера.
— Машину водит жена, — небрежно бросил Альбер, прежде чем приятели успели поинтересоваться, где это его так угораздило приложиться.
— Ясно, — кивнул Буасси. — Избави бог от женщины за рулем. — Его подруга действительно водила скверно.
Между тем Марта включила мотор и, сделав изящный разворот, подкатила к ним. Альбер покраснел. Если Марта сейчас выдаст истинного виновника повреждений…
— Если вы не очень торопитесь, вернись на минутку. Кое-что тебя ждет на письменном столе. — Она послала воздушный поцелуй, адресованный вроде бы всем троим сразу, и рванула на полной скорости.
На письменном столе лежала книга: толстая, со множеством рисунков, в точности такого типа, какие приносил домой Альбер — поначалу с горделивой радостью, а под конец украдкой. «Секреты шахматной игры» — гласил заголовок, а в подзаголовке стояло: «Как стать мастером». Альбер раскрыл книгу. В предисловии, разумеется, делалась попытка уйти от ответственности. Книга, мол, является всего лишь пособием, а стало быть, по ней нельзя научиться… В предисловиях всегда так пишут. Лелак больше верил аннотации на суперобложке, где утверждалось, что по этой книге вовсе даже можно научиться шахматной игpe, причем быстро и хорошо. В конце концов, ведь для этого книгу и выпускали! Иначе не имело бы смысла. Бедная Марта, с каким нетерпением она, должно быть, вчера ждала весь вечер, когда же он заметит выложенную на стол книгу! Но едва он пришел домой, как тут же явились гости. А утром… об этом лучше не вспоминать. Он почувствовал прилив благодарности к жене и угрызения совести. Перелистал книгу и, дойдя до главы «Образ мышления шахматиста», уткнулся в текст. Альбер и сам не заметил, как уселся в кресло, открыл бутылку с прохладительным напитком, сбросил ботинки и пристроил ноги на край стула, отыскал в глубине шкафа старенькую, бог весть сколько лет валявшуюся там шахматную доску и, руководствуясь пособием, углубился в изучение королевского гамбита. Но факт, что когда Шарлю надоело ждать и он, сообразив, что сигналят под окном они напрасно, поднялся в квартиру, он застал приятеля за этим занятием.
***
Метро в этом месте переходило в надземную линию, а дорога тянулась под эстакадой, среди полуразрушенных зданий. Дешевые лавчонки, бистро, околачивающиеся у входа мрачные типы, откуда-то доносятся звуки восточной музыки. Двое мужчин в заношенных спортивных свитерах заняты ремонтом старенького автомобиля. Со вчерашнего дня потеплело, и видно, что им жарко.
«Пежо» свернул вправо и проехал под станцией метро. На сей раз Буасси вел машину медленно, ровно. Пассажиры почти не ощущали, когда он прибавляет скорость, когда тормозит, а когда и вовсе останавливается. Альберу подумалось, что он тоже сумел бы так. Он посмотрел налево. Маленькая площадь, за нею выстроились в ряд дома типичной архитектуры шестидесятых годов — голые коробки, лишенные каких бы то ни было декоративных элементов, захламленная детская площадка. Район был явно знаком Альберу. Где-то здесь обитает чета Кузен.
— Вот что! — воскликнул Шарль. — А парень?
— Откуда мне знать? — пожал плечами Альбер. — Если еще не угодил за решетку, то, наверное, околачивается где-нибудь поблизости.
— С какой это стати упекать его за решетку? — насмешливо бросил Шарль.
Буасси понятия не имел, о ком идет речь, но на всякий случай притормозил.
Супруги Кузен были пожилые, хворые люди, и жена в один прекрасный день пришла в полицию с заявлением, что ее муж намерен убить человека. Обратилась она непосредственно в отдел по расследованию убийств — щуплая старушка с волосами, напоминающими клочки свалявшейся ваты, прилепленные к черепу. Муж, сказала она, собирается убить того типа, что рисует на стенах свастику. Полицейские едва не выставили ее за порог. Париж, вероятно, занимает первое место в мире по обилию разнообразной пачкотни на стенах. Выродившиеся потомки поколения, взращенного под лозунгом «Свобода, Равенство и Братство», спутали свободу слова со свободой марать стены. С какой-то поистине маниакальной одержимостью они торопились провозгласить свое мнение надписями на стенах жилых домов, детских садов, театров и музеев, в поездах метро, на стволах деревьев и на спинках садовых скамеек.
Словом, Париж — это город, где у каждого есть собственное мнение по любому поводу, и если его не высказать во всеуслышание, этого просто не пережить. По соседству с Кузенами кто-то специализировался на свастике. Паучий знак этот французской столице тоже не в диковинку, на нем, — намалеванном на стенах, вырезанном на скамьях — нередко спотыкается глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66