– Гм... э-э... – Он положил ногу на ногу. – И да, и нет.
Я кивнул с серьезным видом.
– Вы считаете, что у этой проблемы есть две стороны?
– Гм... э-э... да.
– Понятно, – сказал я. – Я никогда не рассматривал ее под таким углом, но теперь вижу, что вы правы.
– Мистер Форд, это ваша... гм... специализация? Детские болезни?
– Доктор, у меня нет вообще никакой специализации, – рассмеялся я. – Я живая иллюстрация к поговорке «Сапожник без сапог». Но меня всегда интересовали дети, и то малое, что я знаю о медицине, ограничено педиатрией.
– Понятно. Гм... э-э... в сущности, большая часть моей практики приходится на... гм... гериатрию.
– Тогда вас ждет много работы, – сказал я. – У нас очень высокий процент пожилых людей. Гериатрия, говорите?
– Гм... э-э... в сущности...
– Вы читали «Макс Джейкобсон о дегенеративных болезнях»? Что вы думаете о теореме о соотношении между уменьшением активности и ускорением старения? Я, конечно, понимаю его основные положения, но я слаб в математике, поэтому не могу оценить его формулы. Возможно, вы объясните их мне?
– Гм... я... э-э... это очень сложно...
– Понятно. Возможно, вам кажется, что подход Джейкобсона немного эмпирический? Ну, одно время я тоже склонялся к этому мнению, очевидно, потому что мой собственный подход – излишне субъективный. Вот пример. Является ли состояние патологическим? Или психопатологическим? Или психопатологически-психосоматическим? Да, да, да. Может быть и первый вариант, и второй, и все три, но в разных степенях, доктор. Так это или нет, мы должны рассчитать ген х. Чтобы составить уравнение – надеюсь, вы простите меня за такое упрощение, – допустим, что наш косинус равен...
Я улыбался и говорил, говорил, сожалея о том, что нас не видит Макс Джейкобсон. Судя по тому, что я знал о докторе Джейкобсоне, он бы схватил этого субъекта за грудки и вышвырнул на улицу.
– В сущности, – перебил он меня, потирая широкой костлявой рукой лоб, – у меня очень сильно болит голова. Мистер Форд, что вы принимаете от головной боли?
– У меня ее не бывает.
– Да? Я полагал, что при таком напряженном изучении столь сложных наук по ночам, когда нет времени... гм... выспаться...
– У меня никогда не было проблем со сном.
– Вас мало что тревожит? Я имею в виду, что в таком городе, как ваш, где много сплетников... гм... злобных сплетников, – не возникает ли у вас ощущение, что люди обсуждают вас? Вам это не кажется... гм... невыносимым?
– Вы имеете в виду, – медленно проговорил я, – что я должен чувствовать себя изгоем, так? Да, доктор, иногда. Но меня это не волнует. Не могу сказать, что это не причиняет мне беспокойства, однако...
– Да? Я слушаю, мистер Форд.
– Когда становится слишком плохо, просто выхожу и убиваю парочку человек. Душу их с помощью колючей проволоки. И после этого я чувствую себя отлично.
Все это время я пытался понять, кто он такой, и наконец мне это удалось. Прошло несколько лет с тех пор, как я видел в газете фотографию этой рожи. Фотография была неважной, поэтому я не сразу узнал его. И вспомнил то, что слышал о нем. Он получил степень в Эдинбургском университете в тот период, когда выпускников сразу допускали к практике. Он прикончил полдюжины больных, прежде чем ему присвоили степень кандидата наук, и ринулся в психиатрию.
Он работал на Западном побережье, разрываясь между своими прямыми обязанностями и политикой. Потом произошло громкое убийство, и на него пали подозрения. Ему помогли отбиться – те, кто имел деньги и влияние. Лицензии он не лишился, но вынужден был срочно уехать. Нетрудно догадаться, что он делал бы сейчас. Вернее, что должен был бы делать. Сумасшедшие не голосуют, так зачем законодательной власти голосовать за расходы на них?
– В сущности... гм... – Кажется, он уже был сыт по горло. – Думаю, мне лучше...
– Остаться здесь, – сказал я. – Я покажу вам свою удавку. Или, возможно, вы покажете мне что-нибудь из своей коллекции – те японские эротические прибамбасы, которые вы продавали. Что вы сделали с резиновым фаллосом? С тем, который вы воткнули в рот той школьнице? А-а, у вас не было времени упаковать его, когда вы сорвались в бега, верно?
– Боюсь, вы путаете меня с-с...
– В сущности, – сказал я, – это так. Только вы-то меня не запутаете. Вы даже не знаете, с чего начать.
И ничего не узнаете. Поэтому возвращайтесь и пишите свои отчет. И так и подпишите его: «дерьмо». А для пущего эффекта добавьте сноску о том, что следующий козел, которого они пришлют, получит такого пинка под зад, что целый год не сможет сидеть.
Он отступил в коридор, потом ко входной двери, при этом мышцы его лица судорожно дергались под желтоватой кожей. Я шел за ним и ухмылялся.
Он не глядя протянул руку, взял с вешалки шляпу и нахлобучил ее на затылок. Я расхохотался и быстро шагнул в его сторону. Он буквально вывалился за дверь. Я поднял его портфель и бросил ему вслед.
– Берегите себя, док, – сказал я. – И хорошенько берегите свои ключи. Если вы их потеряете, то никогда не выберетесь.
– Вы... вы... – Мышцы дергались и подпрыгивали. Он уже спустился по ступенькам, и сейчас к нему возвращалось самообладание. – Если вы когда-нибудь попадетесь мне...
– Я, док? Но я сплю хорошо. У меня нет головных болей. Меня ничто не тревожит. Единственное, что беспокоит меня, – это то, что удавка изнашивается.
Он схватил портфель и, странно выгнув шею, размашистой походкой пошел по дорожке.
Я захлопнул дверь и сварил себе кофе. Затем приготовил себе обед и съел его.
Видите ли, это ничего не изменило. Я ничего не потерял, отшив его. Раньше я только полагал, что они обложили меня, а теперь знал. И они знали, что я знаю это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55