Не понимаю, почему бы ему не послать к черту какого-то типа из профсоюза.
Вот... Вот мы и приехали. Я приехал. А он? Он кивнул так, будто я задал ему вопрос. Кивнул и сел так, чтобы быть подальше от меня.
– Шалтай-Болтай Форд, – сказал он, – сидел на верхушке Дворца труда. Как и зачем он там оказался – не имеет значения. Лу, вам все равно придется сделать шаг. Быстро. До того как кто-нибудь... как вы упадете вниз.
– Я подумывал о том, чтобы уехать из города, – сказал я. – Я ничего не сделал, но...
– Конечно, ничего. Иначе, будучи красно-фашистским республиканцем, я не считал бы себя вправе выдернуть вас из когтей клеветников и гонителей – ваших возможных гонителей, я бы сказал.
– Вы думаете, что... вы думаете, что, вероятно...
Он пожал плечами.
– Думаю, Лу Я думаю, что у вас могут возникнуть небольшие проблемы с отъездом. Я почти уверен в этом и поэтому связался со своим другом. Он один из лучших адвокатов по уголовным делам в стране. Вы, наверное, слышали о нем. Дружище Билли Уолкер. Однажды – там, на Востоке, – я сделал дружище Билли одолжение. На фоне массы недостатков у него есть одно достоинство – долгая память на одолжения.
Я слышал о дружище Билли Уолкере. Думаю, о нем слышали все. Он был губернатором Алабамы, или Джорджии, или какого-то другого южного штата. Еще он был кандидатом в президенты по деньгоделильному списку. Потом его пытались пристрелить, и он оставил политику и вернулся к судебной практике. Он действительно был отличным адвокатом. Все сильные мира сего издевались над ним за то, как он оплошал в политике. Однако я заметил, что, когда у них или их родственников возникали проблемы, они стремглав бежали к дружище Билли Уолкеру.
Меня обеспокоил тот факт, что Ротман решил, будто я нуждаюсь в адвокате.
Это встревожило меня и заставило задаться вопросом: с какой стати Ротману и его профсоюзу взваливать на себя лишние проблемы и искать мне адвоката? Что боится потерять Ротман в том случае, если правосудие начнет допрашивать меня? И тут я понял: если мой первый разговор с Ротманом выйдет наружу, любой суд присяжных решит, что это он натравил меня на Элмера Конвея. Другими словами, Ротман хотел с помощью одного адвоката спасти и свою и мою шкуру.
– Возможно, он вам и не понадобится, – продолжал он. – Но все же лучше иметь его под рукой. Он не из тех, кто может уделить вам внимание по первому требованию. Как скоро вы уедете?
Я заколебался. Эми. Как мне все это провернуть?
– Я... я не могу ехать прямо сейчас, – ответил я. – Я должен кое-где намекнуть, что давно подумываю об отъезде, а потом планомерно работать в этом направлении. Знаете ли, будет выглядеть довольно забавно...
– Да, – нахмурился он, – но если они узнают, что вы готовитесь к прыжку, они попытаются перекрыть вам все пути... И все же в ваших словах есть смысл.
– А что они могут сделать? – спросил я. – Если бы они могли перекрыть мне все пути, они давно бы это сделали.
– Не забивайте себе голову. И хватит об этом. Шевелитесь – начните шевелиться как можно быстрее. Вряд ли у вас это займет больше двух недель.
Две недели. Еще две недели для Эми.
– Ладно, Джо, – сказал я. – И спасибо за... за...
– За что? – Он открыл дверцу. – Я ничего не сделал – для вас.
– Не уверен, что успею за две недели. Возможно, уйдет чуть...
– Хорошо бы, – сказал, – чтобы ненамного.
Он вылез наружу и пошел к своей машине. Я дождался, когда он развернется и поедет в сторону Сентрал-сити, потом тоже развернулся и поехал назад. Я ехал медленно, думая об Эми.
Много лет назад в Сентрал-сити был ювелир. Он преуспевал, у него была красивая жена и двое очаровательных детишек. Однажды он поехал в командировку в городок при педагогическом колледже и познакомился с девушкой, очень милой и привлекательной. Вскоре он уже спал с ней. Она знала, что он женат, и была согласна оставить все как есть. Жизнь складывалась идеально. У него была и любовница, и семья, и успешный бизнес. Но в одно прекрасное утро его и девушку нашли мертвыми в мотеле – он застрелил ее и застрелился сам. Помощник шерифа отправился к его жене, чтобы сообщить о трагедии, и обнаружил, что и жена, и дети тоже мертвы. Ювелир и их пристрелил.
У него было все, но почему-то он посчитал, что лучше не иметь ничего.
История звучит довольно сумбурно, и, возможно, она не имеет ко мне никакого отношения. Сначала я считал, что имеет, а сейчас, проанализировав ситуацию – гм... не знаю. Просто не знаю.
Я понимал, что должен убить Эми. И мог вполне логично объяснить это. Но каждый раз, думая об этом, я останавливался и снова спрашивал себя зачем. Я занимался чем-то, например читал или просто сидел с ней. И внезапно меня оглушала мысль, что я убью ее, и эта мысль казалась мне настолько сумасшедшей, что я едва не начинал хохотать. Потом я начинал анализировать и понимал причину, понимал, что этого не избежать, и...
Ощущения те же, как когда ты спишь, бодрствуя, и бодрствуешь, когда спишь. Фигурально выражаясь, я щипал себя. И не один раз. Я просыпался и попадал в своего рода противоположность: я возвращался в кошмар, в котором должен жить. И все становилось ясным и обоснованным.
Однако я до сих пор не знал, как это провернуть. Я не мог придумать способ, который помог бы мне остаться чистым или хотя бы относительно чистым. И нужно учитывать еще кое-что. Я действительно Шалтай-Болтай, как сказал Ротман, и не могу долго балансировать на краю.
Я никак не мог придумать способ и при этом должен был постоянно помнить, зачем я это делаю. И наконец меня осенило.
Я нашел способ, потому что другого выхода не было. Я больше не мог тянуть.
Это произошло через три дня после моего разговора с Ротманом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55