Мне безразлично. Но это действительно было тогда, да? Твой отец... забеспокоился и?..
Я заставил себя медленно выдохнуть. В любую другую ночь я бы с радостью свернул ей шею, но только не в эту.
– Кажется, тогда, если я правильно помню, – ответил я. – Однако я не понимаю, какая между этим связь.
– Дорогой...
– Да?
– Почему ты думаешь, что люди?..
– Это выше моего понимания, – сказал я. – Никогда не мог понять.
– Разве некоторые женщины... Спорим, ты бы ужаснулся, если бы...
– Если бы что?
Она прижалась ко мне, и я почувствовал, как она горяча. Она заплакала.
– Н-не надо, Лу. Не заставляй меня спрашивать. П-просто...
Я и не стал заставлять.
Позже, когда она все еще плакала, но уже по-другому, зазвонил телефон. Это был Говард Хендрикс.
– Лу, дружище, вам все удалось! Вы действительно привели его в чувство!
– Он подписал признание? – поинтересовался я.
– Более того! Он повесился! На собственном ремне! Это доказывает его виновность, и нам не придется попусту тратить время на судебное разбирательство и понапрасну тратить деньги налогоплательщиков! Черт побери, Лу, жаль, что я не с вами, а то пожал бы вам руку! – Он помолчал и заговорил менее злорадным тоном: – А теперь, Лу, я хочу, чтобы вы пообещали мне, что все воспримете правильно. Вы не должны расстраиваться из-за этого. Такие выродки не заслуживают того, чтобы жить. Мертвый он значительно лучше, чем живой.
– Да, – сказал я. – Возможно, вы правы.
Я отдалился от него и повесил трубку. И тут же телефон зазвонил снова. Это был Честер Конвей. Он звонил из Форт-Уорта.
– Отличная работа, Лу Отличная! Надеюсь, ты догадываешься, что это значит для меня. Наверное, я сделал ошибку...
– Да? – сказал я.
– Ничего. Теперь это не имеет значения... До встречи.
Я снова повесил трубку, и телефон зазвонил в третий раз. Боб Мейплз. Его голос был слабым и дрожал.
– Я знаю, Лу, как ты заботился об этом парнишке. Я знаю, что ты воспринимаешь это так же, как если бы это случилось с тобой.
Так же?
– Да, Боб, – сказал я. – Так же.
– Хочешь развеяться, Лу? Приезжай к нам, сыграем в шашки, а? Мне запрещают вставать, иначе я бы сам к тебе приехал.
– Вряд ли, Боб, – ответил я. – Но все равно спасибо, огромное спасибо.
– Не бери в голову, сынок. Если передумаешь, приезжай. В любое время.
Эми буквально впитывала все телефонные разговоры. Ее мучило нетерпение и любопытство. Я повесил трубку и развалился на кровати. Она села рядом со мной.
– Господи боже мой! В чем дело, Лу?
Я рассказал ей. Не правду, естественно, а то, как все это должно выглядеть. Она захлопала в ладоши.
– О дорогой! Это же замечательно! Мой Лу раскрыл дело!.. Тебя наградят?
– С какой стати? – удивился я. – С меня достаточно всеобщего признания.
– Да, но... – Она немного отстранилась, и я решил, что она собирается уйти. Уверен, что она хотела уйти. Однако она хотела что-то еще, похуже. – Прости, Лу. Ты вправе сердиться на меня.
Она легла рядом со мной на живот, раскинула руки и ноги. И замерла в ожидании, а потом прошептала:
– Очень-очень сердиться...
Естественно. Без тебя знаю. Надо же, новость! Все равно что сказать наркоману, что нельзя колоться. Предупредить, что наркотик убьет его, и проверить, прекратит он колоться или нет.
Она получит сполна.
И она получила то, что заслуживала. Верный Лу – это я – трахнул ее от всей души.
14
Думаю, я сильно вспотел от наших физических упражнений, а потом ходил раздетый и простудился. Не сильно, не настолько, чтобы слечь, но слабость я чувствовал. И решил вылежаться с недельку. Можно сказать, я получил передышку.
Мне не надо было разговаривать с кучей народу, отвечать на дурацкие вопросы и терпеть, как все хлопают меня по спине. Мне не надо было идти на похороны Джонни Папаса и звонить его родителям – что я просто обязан был бы сделать, будь я здоров.
Меня навестили двое ребят из департамента, пару раз заехал Боб Мейплз. Он все еще выглядел неважно. Мне показалось, что он постарел на десять лет. Он всячески старался не упоминать историю с Джонни – разговаривал на общие темы, – и его визит прошел спокойно. Только одно вызвало у меня легкое беспокойство. Это было в его первый – нет, ошибаюсь, в его второй визит ко мне.
– Лу, – спросил он, – какого черта ты не уедешь из этого города?
– Уехать? – удивился я. Мы сидели с ним, курили и изредка обменивались замечаниями. И вдруг на тебе! – А зачем?
– Почему ты остался здесь так надолго? – продолжал он. – Почему тебе захотелось надеть шерифскую бляху? Почему ты не стал врачом, как твой отец, почему ты вообще не стал кем-то?
Я замотал головой и тупо уставился на одеяло.
– Не знаю, Боб. Наверное, я ленив.
– У тебя забавные способы демонстрировать это, Лу Ты никогда не ленишься работать сверхурочно. Ты проводишь в департаменте больше времени, чем любой из моих подчиненных. А ты, если я правильно тебя понимаю, не любишь работать. И никогда не любил.
Он был не совсем прав, однако я знал, что он имеет в виду. Была другая работа, которая понравилась бы мне гораздо сильнее.
– Не знаю, Боб, – сказал я, – очевидно, есть два типа лени. «Не-хочу-ничего-делать» и «не-сходить-с-накатанного-пути». Устраиваешься на место, думаешь, что поработаешь немного и уйдешь, а работа все держит и держит. То нужно подзаработать деньжат, чтобы прыгнуть. То не можешь решить, куда хочется прыгнуть. Предпринимаешь попытку, рассылаешь несколько писем. А там желают знать, какой у тебя опыт работы, чем занимаешься. Вполне вероятно, что им просто не хочется возиться с тобой, а если они все же берутся за тебя, то предлагают место в самом низу, потому что ты ничего не знаешь. Вот и остаешься там, где ты есть, и работаешь изо всех сил, потому что знаешь свою работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55