Дело в том, что парень, к которому он устроился раньше, разорился, а в другом месте ему досталась работа, в которой он ничего не смыслил... Словом, с ним всегда что-нибудь случалось в этом духе. Похоже, он настоящий неудачник, потому что все, за что он ни берется, идет кувырком. Чем больше он старается, тем сильнее ему достается.— Просто вы попали в полосу неудач, — менторским тоном заявил я. — Продолжайте искать, не оставляйте попыток, и со временем вы из нее выберетесь.— Да, — пробормотал он. — Вам легко говорить. У вас такая роскошная тачка и... — Он оборвал себя. — Простите, мистер. Наверное, я слишком себя жалею.Какое-то время он молчал. Будучи сильно под хмельком, я задремал.«Мне легко говорить»... Мне, с «моей» машиной, с единственным приличным костюмом и с деньгами, которых едва хватит на обратный билет в Сан-Диего! Мое положение было в сто раз хуже, чем у этого молодчика. Слишком долго я вел изнуряющую меня борьбу за существование; душа у меня болела из-за того, что ради денег мне приходилось заниматься бесконечной и бессмысленной писаниной для популярных журналов. И теперь я не мог засесть за серьезные вещи, даже если от этого зависела моя жизнь.А если я не стану заниматься этим?Это был хороший вопрос. Что делает человек тридцати пяти лет, утративший свой единственный талант, на который был спрос? Что делает такой человек, с его историей болезни, где имелись записи об алкоголизме, нервном истощении, туберкулезе, и находящийся почти в непрерывном душевном расстройстве? Какая судьба уготована его жене и троим детям? Что будет с его отцом, которому он обещал...Я резко оборвал нить своих размышлений. Отец плакал, когда мы с ним прощались.— Так кем вы работаете, мистер?— Что? А-а. Ну, я писатель.— Должно быть, загребаете кучу денег.— Ну, немного есть, — снисходительно подтвердил я.— А как? Как вы это делаете? Просто разъезжаете по стране, присматриваетесь ко всему, пока не наткнетесь на какую-нибудь идею, или как?Я рассмеялся, чуть не захлебнувшись вином. Он сердито посмотрел на меня.— У меня ничего такого нет, — с горечью сказал он. — Я не пью вино, не курю, ничего такого. Даже не могу повести девушку на шоу. А остальные... да, они раскатывают вокруг на своих шикарных авто, у них полно времени на развлечения и... Это несправедливо, мистер. Вы сами это понимаете!— У тебя все наладится, — повторил я. — Когда человеку плохо, потом все обязательно меняется к лучшему.— Вот как? А если этого не произойдет?— Тогда ты можешь умереть, и это уже не будет иметь значения.Меня клонило в сон, мне стало трудно поддерживать разговор. Бессознательно и совершенно несправедливо — потому что не бывает двоих людей похожих — я сравнивал его ситуацию с той, в какой сам находился в его возрасте. И почувствовал, что он, пожалуй, был гораздо ближе к отчаянию.На протяжении почти двадцати миль парнишка хранил молчание. Наконец он неуверенно сказал:— Хотите... гм... срезать дорогу, мистер? Поехать через горы?— Мне все равно, — пожал я плечами.И снова наступило молчание. Затем он сказал:— Похоже, вы очень устали, мистер. Если хотите, поспите, я вас разбужу, когда мы доберемся.— Что ж, спасибо, — поблагодарил я. — Пожалуй, и вправду подремлю немного.Я допил бутылку и выкинул ее в окно, потом откинулся на спинку и тут же заснул.Мне казалось, что прошло только несколько минут, на самом деле — часов, когда я внезапно проснулся.Машина стояла с выключенным мотором и погашенными фарами. Я протер глаза, пытаясь что-нибудь рассмотреть в темноте.— Что за черт? — пробормотал я. — Почему мы здесь стоим?Он сидел, слегка отвернув от меня голову, одна его рука была в кармане.— Я... Я скажу вам, мистер, — заикаясь, проговорил он. — Хочу вам кое-что сказать. Я... Я...— Ну, давай говори, черт тебя побери, — ругнулся я, все еще испытывая головокружение от вина. — Давай же!— Я хочу... — Он вздохнул. — Я хочу в туалет.Я рассмеялся:— Хорошая идея, только нечего делать из пустяка целое представление. Иди! Да что с тобой?Он нажал ручку дверцы.Я ухватился за дверцу со своей стороны.И, к счастью, держался за нее. Ибо на втором шаге моя нога почувствовала под собой пустоту.Я охнул и торопливо отпрянул назад. Слишком испуганный, чтобы говорить или кричать, огляделся, пытаясь хоть что-нибудь разобрать в бледном, рассеянном освещении убывающей луны.Мы находились в горах — очень высоко. И я стоял на краю пропасти, на треугольном клочке дороги, ограниченной с одной стороны утесом, а с другой — автомобилем.Место было очень опасным: мимо передних колес автомобиля невозможно было протиснуться.Более того, в другую сторону, в основание этой треугольной площадки, тоже нельзя было сбежать.Потому что там стоял этот парень и молчал, вытянув вперед трясущуюся руку, и мутный лунный свет поблескивал на острие его ножа.Он нервно шагнул ко мне, вращая ножом. Я отступил на дюйм.Дальше мне некуда было пятиться, а он не мог продвигаться вперед, не нападая на меня. И мы застыли на месте, неотрывно глядя друг на друга. Мы тяжело дышали и ждали.Я был напуган и парализован страхом. Я думал: «Что ж, ты сам на это напросился. Ты все время на это напрашивался и наконец получил. Чертовски противно так умереть: сверзиться с утеса с перерезанным горлом».Затем...Странно, но вдруг весь мой страх за свою жизнь превратился в страх за этого парня. Я мог думать только о чудовищной шутке, жертвой которой он мог стать.Несколько долларов, дешевые наручные часы, машина, в которой его уже через день-два поймают. Вот что он собирался получить — ничего! Ничего, кроме газовой камеры или пожизненного заключения. И в какой-то мере в этом была моя вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55