Кто-то должен сказать им всю правду, и сейчас как раз время для этого. Я показал ему некоторые другие разделы — также не очень лестные и касающиеся других профсоюзов. Он читал их, сияя довольной улыбкой.— Хотя можно было бы выразиться и посильнее, — кровожадно заметил он. — Я могу порассказать вам таких вещей об этих подлецах, что у вас волосы дыбом на голове встанут!— А мне кажется, что нам придется несколько смягчить тон, — сказал я. — Они будут возмущены.— Естественно, — заявил он. — Правда всегда задевает.Он благосклонно кивнул мне, залился краской смущения и делано закашлялся.— Конечно, — сказал он, — не стоит быть слишком жестокими по отношению к людям. Наш профсоюз — почти самый крупный в штате, и его численность может возрасти в несколько раз, если бы мы... кх!.. не вели себя... гм... немного нескромно, но...Я смотрел на него и не знал, смеяться мне или устроить ему головомойку. И я резко встал и забрал свою рукопись.— Верните ее, — сказал я. — Я думал, с вами, таким влиятельным и умным человеком, я смогу разумно разговаривать, но вы оказались еще хуже других.— Но постойте! Я только сказал...— Те, во всяком случае, не требовали, чтобы их восхваляли. А вы хотите именно этого. Вы с радостью опозорили бы своих оппонентов, а когда дело доходит до того, чтобы слегка затронуть ваш профсоюз, вы поднимаете крик. Все, видите ли, вас притесняют, и вы намерены жаловаться в конгресс и...— Садитесь, — твердо сказал он. — Возможно, я ошибался или вы неправильно меня поняли. Начнем все сначала.Я сел, и мы вместе просмотрели всю рукопись. Безусловно, некоторые отзывы о его профсоюзе нисколько ему не понравились, но он был вынужден признать правоту оценок — чтобы показать мне и лидерам других организаций, как поступает великий человек. И, ссылаясь на его пример, мне удалось и остальных призвать к порядку.Не хочу сказать, что мы, то есть писательский проект, внесли в рукопись все, что было необходимо. Но это происходило отчасти из-за недостатка финансирования, отчасти из-за отношения членов профсоюзов. Мы делали книгу настолько всесторонней и всеобъемлющей, насколько нам хватало денег.Здесь стоит упомянуть, что правительство, по существу, не создало никакого фонда для издания — только выделило немного денег на фактическое изготовление рукописи. Поэтому с самого начала я организовал из членов профсоюзов аппарат по сбору и использованию средств. Увы, он не функционировал, так как между его членами было слишком много конфликтов, слишком большое недоверие друг к другу мешало делу. В конце концов, точнее, задолго до завершения издания я сам стал и бухгалтером, и собирателем денег.Поздней осенью 1939 года у нас набралось достаточно средств, чтобы опубликовать скромных размеров книгу, рукопись тоже была закончена. Вашингтон ее одобрил. Через несколько дней, когда уже был подписан договор о ее печатании, меня вызвали в управление штата различными деловыми проектами. Там мне приказали попросту книгу уничтожить.Я изумленно поинтересовался, по каким причинам. Если в книге есть какие-либо моменты, против которых управление обоснованно возражает, я готов убрать их. Уже столько было вырезано, что еще некоторые усекновения не создадут проблем. Мне заявили, что «у них не было времени» прочитать рукопись (хотя каждому заранее были разосланы машинописные экземпляры) и вопрос не в этом. Просто книга не ко времени.Я заявил, что она будет опубликована.Едва я возвратился в свой офис, как последовал звонок из Вашингтона. Они только что разговаривали с чиновниками штата. И согласны с ними, что книгу выпускать нельзя.Я был так взбешен, что едва не потерял дар речи.— Вы силком заставили меня заниматься этим проектом, — сказал я. — Я не хотел приниматься за него и объяснил вам почему — но вы велели мне немедленно приступить к исполнению. Мы уже потратили деньги правительства на подбор материала и написание текста. Собрали средства профсоюзов, заключили контракт с типографией и даже отдали книгу в печать. И вдруг безо всякого объяснения вы требуете, чтобы я все это выбросил в корзину! Я не мог бы этого сделать, даже если бы хотел, а я этого не желаю.Я швырнул трубку, вызвал секретаря и написал четвертое, и самое решительное, прошение об отставке.Я понимал, что скрывалось под этим ультиматумом, — грязные политические игры. Надвигались выборы в конгресс. Администрация решила сделать резкий поворот вправо, а это означало — не совершать никаких действий, которые хотя бы косвенно могли задеть консерваторов. Уже не требовалось делать что-либо для профсоюзов или проявлять по отношению к ним какие-либо знаки внимания. Рабочее движение можно было унижать, и это шло на руку администрации. С другой стороны, следовало задабривать и ублажать консерваторов. Их голосами также нельзя было пренебрегать.На мое «неподчинение» Вашингтон отреагировал тем, что направил ко мне своего представителя. Мы встретились в отеле у него в номере. Весьма чопорный, старомодно одетый джентльмен, он был настроен очень примиренчески. Вашингтон не хочет увольнять меня, сказал он. Они думают, как и он сам, что нужно постараться достичь какого-либо компромисса, который удовлетворил бы обе стороны.Я сказал, что был бы счастлив его достичь, а тем временем приостанавливаю свое прошение об отставке.Короче, в процессе беседы мы почти подружились. Он достал бутылку, и после нескольких глотков его чопорности как не бывало. Я отличный парень, заявил он, приятное разнообразие после тех надменных типов, которые его обычно окружают. Мы посвятили много времени делам, так не стоит ли нам немного развлечься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55