Покатываясь от смеха, он, довольный собой, уехал. Даркин сказал мне, чтобы я шел домой, что он сам отправит письма. Я возражал, желая ему помочь, и в первый раз он проявил по отношению ко мне резкость. Обойдется и без меня, заявил он. Он сам обо всем позаботится.Я пошел домой. Он уселся в свой автомобиль и уехал. Только на следующий день я узнал причину его необычного поведения.Как всегда, я сидел за кассой, когда к окошку подошел тихий, неприметный человечек и попросил, чтобы его провели к управляющему. Как это у нас принято, я предложил ему свою помощь.— Я не уверен, сэр, что управляющий сейчас на месте. Если что-то не в порядке с вашим счетом, какое-нибудь недоразумение или...— Я из отдела почты, — сказал он, предъявляя свое удостоверение. — Вы занимаетесь рассылкой почты?— Отчасти, да, — сказал я. — Не то чтобы я за нее отвечал, но...— Я ответственный. — Даркин встал и подошел ко мне. — Этот молодой человек не имеет к почте никакого отношения.— Понятно, — кивнул человечек. — Дело в том, что некоторое время назад нам позвонили из санитарно-гигиенического отдела. — Он настороженно замолчал и сказал: — Все-таки будет лучше, если я поговорю с управляющим.— Вы не сможете этого сделать. Вам нет необходимости его видеть, — сказал Даркин.Посетитель посмотрел на него и, протянув руку в окошко, похлопал Даркина по плечу.— Мистер, — резко заявил он, — позовите-ка мне управляющего, и как можно скорее.Даркин упрямо покачал головой. Услышав из своего угла, что говорят о нем, управляющий приблизился к нам. Он грубо осведомился, в чем дело.Почтовый инспектор представился и все объяснил. То, что за этим последовало, невозможно описать. Управляющий открыл рот и начал судорожно хватать воздух, его лицо побагровело, а глаза грозили выскочить из орбит. Он заорал, затопал ногами и принялся сыпать страшными проклятиями.Даркина уволили через час, как только было получено одобрение главной конторы. Я же, простой клерк, был вышвырнут немедленно — как подозреваемый в подстрекательстве на преступление управляющего кредитным отделом, если не как прямой его пособник.— Мне очень жаль, Джим, — извинялся Даркин, — я не хотел вмешивать тебя в это дело. Поэтому и отослал тебя домой...— Но почему ты это сделал? — недоумевал я. — Господи, Даркин, должно быть, ты дошел до ручки, если уж пошел на такое. Мы с тобой оказались бы в одинаковом положении, если бы компания захотела нас выкинуть. И все-таки почему ты это сделал?— Но, Джим, — с укором сказал он, — ты же отлично понимаешь.— Черт побери, ничего я не понимаю!— Нет, понимаешь. Ты же сам сказал, что это письмо было идиотским, что оно разорило бы наш магазин. И естественно, я...Он забрал все десять тысяч писем — все старательно надписанные, заклеенные и проштемпелеванные — и выбросил их в городскую канализацию! Глава 8 Закончив очередной курс, я получил работу на полный день в другом универсальном магазине — в полуразвалившемся старом торговом центре на окраине города, который обслуживал в основном сельских жителей. Это было странное заведение, управляемое запутанной цепочкой отсутствующих владельцев и концессионеров. Хотя в нем работало приблизительно восемьдесят человек, аудитор и я, его помощник, и еще несколько сотрудников охраны были единственными служащими собственно магазина. Все остальные получали жалованье от владельцев концессий, снабжающих магазин различными товарами.Аудитором был Карл Фрэммих. На нас с Карлом лежала обязанность вести счета поставщиков — отделов бакалеи и одежды, стойки с косметическими товарами, автомата по продаже сливок, парикмахерской, ресторана и с дюжины разных других отделов нашего универсального магазина. Мы собирали у них данные о поступлении денег и помогали заведующим отделами во всех затруднениях.Отдел жалоб? Это были мы. Отдел продажи в рассрочку и поступления взносов? Тоже мы. Вопросы персонала, покупки товаров, выплаты зарплаты? Вы сами догадываетесь. Все, чем никто не хотел заниматься, — а клерки занимались только продажей, — передавалось на исполнение аудитору и его помощнику. Короче говоря, вскоре работы у меня было по горло, и по большей части я даже не соображал, что делаю и почему.Карл Фрэммих... Это был один из самых странных и непонятных мне людей. По сравнению с Карлом мой старый приятель Элли Иверс был заурядным до тошноты человеком. Выглядел Карл как настоящий дьявол, в самом буквальном смысле этого слова. Он был воплощенным Сатаной и обладал присущим дьяволу цинизмом, через каждые три слова извергая богохульства и непристойные ругательства. И при этом у него был ангельский голос — нежный, тонкий голосок пятилетнего мальчугана, который так шепелявит, что зачастую его просто невозможно понять.«Томфшон, — говорил он мне, — принеши щюда шертов грофбух, и мы ф тобой подведем баланш этого проклятого щю-киного фына». Или: «Томфшон, ди вниш и шкажи этому ошлу помощнику иж отдела „От швадьбы до младенфа“, подвешти итоги, или я шам шпушюфь и выколочу иж него фше можги!»Несмотря на мои собственные промахи в смысле выпивки, я всегда считал, что в состоянии опьянения человек не может работать. Но, утверждая это, я в уме допускаю лишь одно исключение — шепелявого, страшного на вид Карла Фрэммиха. На протяжении трех месяцев нашего сотрудничества Карл постоянно был мертвецки пьян. Он являлся на работу, уже порядочно выпив, и продолжал пить весь день. Он пил все — от чистого спирта, если удавалось его достать, до лошадиной мази и «тоника для дам», если терпел неудачу со спиртом.Спотыкаясь, он поднимался утром по лестнице с торчащими из всех карманов бутылками и делал отчаянный рывок к своему столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55