И позже, когда его обуревала страсть, или охватывала нежность, или ему хотелось понимания, жена с презрительным смешком предлагала ему развлечься с самим собой, называя тупицей, извращенцем, неуклюжим недотепой и пентюхом, — словом, всеми теми нелестными эпитетами, которые почерпнула из анекдотических случаев, рассказанных его отцом с матерью по простоте душевной.Естественно, такое отношение жены не могло не передаться детям. В результате Эгейт не мог ни одернуть их, ни высказать им своих пожеланий, не рискуя быть осмеянным. Он давно оставил всякие попытки повлиять на них, и еще больше утекло воды с той поры, когда последний раз позволил себе прикоснуться к жене, если не считать того, что иногда чмокал ее в щеку. Конечно, жена возненавидела его за такое отношение, а дети презирали за то, что он легко отказался от главенствующей роли в семье. Возможно, по большому счету они были правы и вина за все это лежала только на нем самом.В американской семье вообще так сложилось, что мужчина, подобно буйволу, должен всегда держаться в стороне, за исключением тех случаев, когда он обязан защитить семью или повлиять на поведение жены, детей. На стороне будь ты хоть нейрохирургом, но дома тебе не дадут заточить даже карандаша. Будь ты хоть шеф-поваром шикарного ресторана, вскипятить воду — не твоя забота.Возможно, в этой приниженной роли мужчины и кроются причины все возрастающих случаев импотенции, невменяемости, алкоголизма, гомосексуализма, самоубийств, разводов, абортов, убийств, цензуры и появления недоучек с дипломами. И все же мужчина пытается выглядеть молодцом на фоне любимых домочадцев, которые хотят от него только денег и готовы сожрать с потрохами. Он превращает в дом свой офис, и источником его гордости становится работа. Неотрывно предаваясь любимому делу, мужчина постепенно утверждает свою значимость и со временем обретает такую моральную силу, что даже его дети начинают это замечать и уже воздерживаются ругать при посторонних, а милая женушка сама предлагает то, что прежде предоставляла только после многократных просьб и заверений, что она премиленькая и хорошенькая.К несчастью для Ли Эгейта и его семьи, у него не было работы. Именно работы в точном смысле понимания этого слова. Создание, которое выглядит как утка, крякает, как утка, и ведет себя подобно утке, может без риска и выдавать себя за утку. Но Эгейт, походивший внешне по всем признакам на высокопоставленного банковского служащего, на самом деле был лишь слепком с него — одной видимостью, не более. Находясь на работе, он постоянно испытывал страх, а не чувство удовлетворения. Уверенные манеры, резкость в обращении были всего лишь агрессивным камуфляжем для вечного страха, вызванного все возрастающим сознанием своей неполноценности.А поэтому...Поэтому он просто не появится сегодня на работе после полудня, будь они все прокляты! Пусть побегают! Верно?Еще как верно!Он же работник с тридцатилетним стажем, разве не так? Функционер-исполнитель. Помощник вице-президента. Хи-хи-хи, хе-хе-хе, ха-ха-ха!Эгейт внезапно выпрямился на стуле и придал лицу суровое выражение — губы сложились в тонкую линию, глаза засверкали за стеклами очков. Он огляделся, но, похоже, никто особенно не наблюдал за ним, или же все поспешно отвели глаза (он имел в виду общий зал, который просматривался через открытую дверь отдельного кабинета). Ну что ж, смотрите, если хотите! Перед вами большая шишка. Капитан коммерции. Иногда и великому человеку надо немного расслабиться, выпустить пар.Официант принес ему четвертую выпивку и поставил перед ним нарочито медленно. Эгейт обдал его холодным пристальным взглядом, и тогда тот спросил, не желает ли гость взглянуть на меню.Эгейт ответил, что не желает. А вот что желает — так это поговорить по телефону, притом немедленно.— Прямо сейчас, понимаете! Какой это к черту сервис, если под рукой нет телефона?!Его глаза засветились триумфом, когда официант поспешно выскочил из кабинета. Эгейт сделал два основательных глотка из бокала. В настороженной тишине дождался, когда подключат телефонный аппарат к гнезду в кабинете.За многие годы работы в банке у него было немало контактов с самыми видными и влиятельными людьми Хьюстона, в том числе и с Зирсдейлом. В таких случаях Эгейт по большей части оказывался в роли мальчика на побегушках, но сейчас, проникнувшись сознанием собственной важности, забыл об этом. Под воздействием паров спиртного он возомнил себя на равных с этими людьми. Они были «своими ребятами», он для них — «свой в доску парень», а раз так, то почему бы Джеку Зирсдейлу не уступить славному малому Ли Эгейту пай акций за две пятых их рыночной цены?Почему бы и нет? Верно? Be...Нет, не верно. Во всяком случае, не сейчас. Возможно, позже. Но Джеку Зирсдейлу все равно надо позвонить, а то как же? Просто необходимо звякнуть по поводу старины Митча Корлея. Эгейт снова выпрямился. Важность того, что он собирался сделать, произвела впечатление даже на его затуманенные мозги, потребовав от их владельца собраться с мыслями, насколько он был в состоянии это сделать. И, подключившись к внешней линии, Эгейт набрал номер.Ему ответил секретарь, соединив затем с исполнительным секретарем, который в свою очередь связал его с секретарем помощника. Наконец, после целых десяти минут предварительных переговоров, ответил сам Зирсдейл.К этому времени мозги Эгейта вновь успели затуманиться, и он чуть ли не заржал в телефонную трубку. К счастью, поперхнулся, а поэтому промямлил, запинаясь:— З'ните меня, мистер Зирсдейл!На другом конце провода секунду помолчали, затем Зирсдейл с хрипловато-музыкальными нотками в голосе произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67