Так и уходить, не оценив себя в последний раз? Поэтому я решила, что, раз уж выпал такой длинный досуг, подобью сальдо заранее, пока еще в своем уме. Вас мне бог послал, чтобы Вы мне помогли это сделать. Раз бог помогает, значит жила правильно? Ну, хорошо, а вдруг это — черт? Не отказывайте мне, прошу Вас, Вы сумеете это написать. А вдруг и Вам такая услуга понадобится, со временем? Вот Вам-то Боженька и поможет тогда: точно кого-нибудь пришлет или даст силы сделать это самостоятельно. Договорились?»
Конечно, мы договорились. Да и кто мог бы отказать? Я — нет.
И вот: пишу эту повесть, которую я решила назвать МАТЕМАТИЧЕСКИЕ ДОСУГИ.
Дополнение к предисловию.
Еще кое-что хочу объяснить. Я не взялась за повесть раньше, потому что сначала не ощущала своей внутренней готовности писать на эту тему: наверное, я была слишком молода для такого труда и для глубокого осмысления событий и фактов, не случавшихся в моей жизни. Опыта мне не хватало, не была я жизнью достаточно бита, чтобы писать о ней. Потом жизнь завертелась вихрем, сломалась, потеряла стержень, и было не до беллетристики. Эмиграция тоже не слишком способствовала писательству, тем более, что адаптация к чужой стране проходила не слишком гладко: моя профессия здесь оказалась не нужной, реальной возможности ее поменять не было, необходимо было придумать, что делать с собой, со своими знаниями и навыками — пытаться применить их или наплевать и изобрести для себя новое занятие.
Одним словом, дел хватало. Для того, чтобы писать, нужно было остановиться, но именно этого я себе позволить не могла: нужно было мчаться во весь дух, чтобы оставаться на месте. И перевести этот самый дух не всегда удавалось.
Так я крутилась год за годом, творческий простой принял такие угрожающие размеры во времени, что я потеряла надежду, когда-либо снова начать писать, но жила в постоянном кружении отдельных строк и целых абзацев — даже не в мозгу, а, казалось, во всем теле — придумала во время поездок в транспорте роман, который благополучно сгинул во мне, так как записать его времени не было, и он погрузился в глубины памяти, без надежды всплыть когда-либо на ее поверхность; сочинялись стихотворные строфы: организм хотел писать, а я ему не давала удовлетворить это желание.
Наверное, так бы все и закончилось ничем, если бы я не заболела всерьез, не вынуждена была бросить работу и засесть надолго дома. Сначала я страшно переживала свое вынужденное безделье, потом успокоилась, стала много читать, слушать музыку и потихоньку приходить в себя. В душе все прочнее устанавливалась та тишина, которая раньше всегда предшествовала затяжному писательскому запою и которую я очень в себе любила. Я становилась отрешенной от окружающего мира, видела и слышала его, как сквозь вату или пелену тумана. Я была вполне адекватна, готовила еду, занималась садом, принимала гостей, но все это было не со мной, между мной и семьей, садом, гостями висел марлевый занавес: все было видно и слышно, но не отчетливо, и я тоже была для мира неотчетлива.
Пребывая в этом состоянии, я однажды услыхала, работая в саду, что в доме звонит телефон. Мужской незнакомый голос спросил меня.
— Я слушаю, — сказала я, — кто вы?
— Вы меня, наверное, не помните — столько лет прошло. Я муж Риты, дочери…— тут он назвал имя моей умершей подруги.
— Господи, — закричала я, — откуда вы взялись? Конечно, я вас помню, не помню только вашего имени… Армен, кажется, да?
— Да, надо же, видели меня всего пару раз, а имя помните!
— Это — профессиональное, но откуда вы здесь, по какому поводу, приезжайте ко мне, у вас есть время?
— Я здесь по делам бизнеса, время у меня есть, потому что я уже все сделал и нарочно выделил пару дней, чтобы с вами увидеться. -
Так приезжайте, где вы находитесь?
Я объяснила ему, как проехать и стала ждать.
Воспоминания ворвались толпой, память выхватывала из этой толпы и преподносила мне разрозненные эпизоды, неудивительно, что я была очень взволнована, когда возле калитки появилась мужская фигура с довольно объемистой сумкой в руке.
Я узнала его сразу, хотя он был уже не слишком молод — он был немного старше меня, а я ведь уже тоже не была девочкой.
Видно было, что он изнемогает от жары, поэтому я его заставила принять прохладный душ, приготовила поесть и не начинала разговор, пока он не остыл и не пришел немного в себя.
— Ну, и климат, — почти с ужасом сказал он, — у деда с бабкой тоже пустыня и жара, но по сравнению с тем, что здесь творится, там Северный Полюс. Как вы здесь выдерживаете?
— Плохо выдерживаю, да что делать? Ладно, не томите душу, рассказывайте все о вас, Рите, остальных. Вы почему мне раньше не позвонили? Я бы подарки всем приготовила. Когда вы улетаете?
— Завтра в ночь.
— А, ну, значит, время еще есть. Будете у нас ночевать, где ваши вещи?
— Я с напарником приехал, мы у его родни остановились, вещи там. — Можете вы ему позвонить и попросить, чтобы он их к самолету привез?
— Конечно.
— Тогда сразу звоните, чтобы мы уже не отвлекались на это, а потом вы мне все расскажете.
Его рассказ о жизни после нашего отъезда был не слишком длинным, потом лицо его приняло какое-то особое выражение, и я поняла, что меня ждет сюрприз.
— Когда мама Риты умерла, Ритка была в таком состоянии, что разбирать ее вещи не могла. Все сложили в коробки и чемоданы, увезли на дачу и там оставили в сарае. Мы просто о них забыли! Этой зимой дачу пытались ограбить. Идея была глупая — вы помните тот дом, его стены, двери, окна? Крепость! В дом забраться не сумели, а сарай вскрыли, ничего особенного там не нашли — мы на зиму все инструменты, все нужное в дом заносим — и со злости подожгли его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50