Отсюда, из этой квартиры, из этого окна в просвете между деревьями был хорошо виден балкон и окна квартиры, в которой изнасиловали Катю. И весь подъезд просматривался неплохо, ничто не мешало вести прицельный огонь.
- Все хорошо, пока все хорошо, - бормотал старик, обходя квартиру.
Соседка вернется дней через двадцать, времени вполне достаточно. И сюда он прошел, вроде бы, незамеченный, вроде никто не видел, как он поспешно нырнул в подъезд. Будет еще лучше, если соседи вообще не узнают, что он бывает здесь, не надо им этого знать. Старик опять остановился у кухонного окна, стараясь ни к чему не прикасаться. Он не тронул занавеску, не сдвинул горшок с цветами, не попытался открыть форточку, хотя в квартире было душновато.
И отъезд соседки, и квартира, неожиданно оказавшаяся в полном его распоряжении, - все было очень кстати. Старик отлично представлял себе события, которые начнутся сразу же после его первого выстрела. И собственную оплошность допускал, и глупую ошибку, и случайное стечение обстоятельств, которые невозможно предусмотреть... И потому заранее маскировался, заметал следы, не сделав еще ничего предосудительного.
Мысленно старик уже присутствовал на обыске в собственной квартире, уже давал показания следователю, выслушивал приговор суда, знакомился с тюремной камерой... И уже сейчас в его голове складывались и вопросы, которые ему будут задавать, и ответы, которые помогут ему выскользнуть, вывернуться, избежать разоблачения. И исковерканную судьбу Кати он переживал, и это старался учесть...
Но эти мысли, суровые и беспощадные по отношению к самому себе, не вызвали ни единого раза сомнений, колебаний, желания найти причину, которая бы позволила ему отказаться от задуманного. А теперь, когда винтовка уже была на месте, отказываться от затеи было бы просто унизительно.
И было еще одно соображение, которое придавало старику уверенность.
Где-то в глубине души он допускал возможность собственного разоблачения и даже его желательность. Потому что тогда в зале суда неизбежно окажутся и насильники, если, конечно, уцелеют к тому времени. И вся история выплывет на поверхность, ее уже невозможно будет замолчать ни за какие деньги. И эта вероятность тоже не казалась старику слишком уж страшной. К этому он не стремился, но если произойдет... Ну что ж, так тому и быть.
И алиби он себе придумал, предусмотрел, откуда-то ему уже было известно, что это такое. Каждый вечер, а то и весь день напролет в глубине двора мужички играли в домино. Слегка прикрытые зарослями разросшихся кустов клена, они напоминали о себе радостными или горестными выкриками, шумными спорами, невнятной суетой, когда посылали кого-нибудь к ближайшему киоску за бутылкой водки. Так вот, если он подойдет к ним, постоит несколько минут, вмешается в игру, то его запомнят, и все будут уверены, что он стоит здесь чуть ли не с утра, никуда не отлучался и потому подозревать его в каких-то там покушениях никак невозможно. В самом деле, кто может потом установить, когда он подошел к столу, когда отлучился, надолго ли...
Дьявольская предусмотрительность старика подсказала еще один прием ему понадобится авоська с двумя пакетами кефира или еще с какими-то каждодневными продуктами, вроде хлеба или молока. Эту авоську надо повесить на видном месте, и она всех убедит, что старик здесь, что никуда не отлучался, разве что на минутку в ближайший кустарник...
Старик и сам не заметил, как все его мысли выстроились в криминальном направлении. У него изменилась даже походка, он сделался будто на десять лет старше, сгорбился, еле волочил ноги, постоянно стремился присесть, чтобы все вокруг видели, как он слаб, дряхл и немощен, чтобы никому и в голову не пришло, что он может разгневаться, оскорбиться, решиться на месть. Он уже не стремился по утрам во что бы то ни стало побриться, и седая щетина прибавила ему десять - пятнадцать лет. Сумку с продуктами он нес по двору мучительно долго, давая возможность всем убедиться, как он постарел, как недавние печальные события надломили его. Несколько лет назад, собирая грибы в лесу, он подвернул ногу и несколько дней ходил с палочкой. Палочка нашлась, она завалялась на балконе, и теперь он с ней не расставался.
Катя, конечно же, первой заметила перемены и решила что именно ее беды так подкосили старика. Она хотела было на себя взять все покупки, но старик не позволил - ему надо было появляться во дворе старым и разбитым.
Накормив кота вареной рыбой, которую нашел в холодильнике, и убедившись, что из кухонного окна открывается прекрасный вид на весь двор, старик собрался уходить. Затаившись, он некоторое время стоял у двери, ожидая пока в подъезде наступит полная тишина. И только убедившись, что ни на одной площадке не осталось живой души, старик вышел и осторожно закрыл за собой дверь. Стараясь не шаркать, быстрой легкой походкой спустился вниз. И из подъезда вышел не сразу, а лишь понаблюдав через надколотое стекло за двором.
Все было спокойно и он вышел на ступеньки. Тут же сгорбился, спрятал глаза под густыми бровями и поковылял к кленовым зарослям, откуда доносились азартные голоса игроков в домино.
Подошел, присел на край скамейки, покашлял в кулак. Его заметили, потеснились, он сел свободнее, заглянул в костяшки соседа.
- Будет рыба? - спросил негромко.
- Все, Ваня, будет! - расхохотался сосед. - Только не при нашей жизни.
И мясо будет, и молоко, и рыба...
- Доживем, Бог даст, - смиренно ответил старик и была, была в его голосе старческая покорность и неназойливая готовность принять жизнь такой, какой ее сделали новые хозяева страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54