- Не знаю, Володя. Но твой веселый тон говорит о том, что и ты не знаешь. Но они есть, Володя. И это серьезные ребята. Слушок такой прошёл по нашим уголовным коридорам. Мне бы не хотелось, чтобы с тобой случилось что-нибудь неприятное. Береги себя, Володя.
- И ты не можешь мне в этом помочь?
- Вот помогаю. Как могу. Знаешь, странная такая, неуловимая информация… Не то что-то есть, не то нет… Но мой нюх, зэковский, лагерный, называй его как хочешь… Он редко меня подводит.
- Но все-таки подводит?
- Не надо на это надеяться… Знаешь, почему я к тебе проникся? Нет, не из-за денег, которые ты мне время от времени даешь… Неделю назад я понял, что ты ничего так мужичок, ничего… Сначала выволочку сделал, потом коньяком угостил. Если бы ты только мне налил, я бы его тебе в лицо выплеснул. Но ты все правильно сделал… И я понял - наш человек. У тебя двери в квартире стальные?
- Стальные.
- Это хорошо. - Голос Кандаурова сделался каким-то усталым. - А этаж какой?
- Седьмой.
- Над тобой есть этажи?
- Еще пять.
- Это хорошо, - повторил Кандауров. - Спокойной ночи, Володя, извини за поздний звонок.
И этот вот разговор припомнился Апыхтину, когда утром, в запахнутом халате на голое тело, он сидел в кресле и разговаривал со своим заместителем. Будь Апыхтин опытнее в уголовных делах, пообщайся он побольше с авторитетами, то, возможно, иначе отнесся бы к ночному предупреждению Кандаурова. Он мог бы насторожиться, будь у него жизнь другой, не столь удачливой. Но везло ему, во всем везло. И банк работал, наполнялся деньгами, а сколько их сгорело, этих банков, сколько сгинуло вместе со своими председателями и заместителями! И женщина, в которую влюбился, стала его женой, и сын родился, именно сын, а не дочь - ему хотелось, чтобы Апыхтины продолжали свое победное шествие по земле. И со здоровьем у него все было в порядке, из всех лекарств он знал только анальгин да аспирин.
Нельзя сказать, что Апыхтин полностью пренебрег словами Кандаурова, вовсе нет. Он вызвал к себе начальника охраны банка, бывшего милицейского майора Пакина, и строго поговорил с ним - тот немедленно дал нагоняй автоматчикам у входа и на этажах. Предупредил Катю, чтобы без телохранителя из дома не выходила и чтобы Вовку куда попало не отпускала. На всякий случай своему водителю выхлопотал пистолет Макарова и положил в бардачок «мерседеса».
В половине десятого утра снизу, из «мерседеса», позвонил водитель. Апыхтин к тому времени уже был готов - в костюме, белой рубашке, при галстуке, с тонким чемоданчиком. Катя проводила его до дверей, Апыхтин обнял ее, всерьез обнял. И поцеловал тоже всерьез.
- Слушай, Апыхтин! - воскликнула Катя, отстраняясь. - Я чувствую, что ты не хочешь идти сегодня на работу.
- А как ты догадалась? - Апыхтин еще не потерял способность краснеть, но в полумраке не было заметно его пылающих щек.
- Я бы сказала, но мне неловко… По-моему, ты готов немедленно вернуться в спальню, а?
- Как ты права, как права… - Апыхтин виновато склонил голову.
- Ничего, скоро Кипр, - усмехнулась Катя. - Наверстаем.
- Одна надежда на Кипр… - И Апыхтин вышел на площадку.
Чуть помедлив, Катя дождалась, когда он обернется, подмигнула, махнула прощально рукой и лишь после этого закрыла дверь. Стальную, бронированную дверь, которую Апыхтин неохотно, но поставил полгода назад - его заместители установили себе такие двери еще раньше.
Свежевымытый «мерседес» цвета мокрого асфальта стоял, посверкивая на солнце еще не высохшими каплями влаги. Затемненные стекла были протерты, хромированные накладки сияли празднично и почти торжественно. Распахнув дверцу, Апыхтин упал на мягкое сиденье рядом с водителем и, откинувшись на спинку, закрыл глаза.
- Привет, Гена, - сказал он, улыбаясь в бороду - он до сих пор ощущал на губах Катин поцелуй. - Что хорошего в большой жизни?
- Здравствуйте, Владимир Николаевич… А новости… На Филиппинах вулкан ожил, огнем дышит… В Колумбии землетрясение… На Камчатке пожары. - Последние слова водитель произнес, уже влившись в поток машин на залитой солнцем улице.
- Ну ты даешь, Гена! Никогда от тебя не услышишь ничего радостного. Где ты набираешься этих катастрофических новостей?
- Места надо знать, Владимир Николаевич. - Гена искоса глянул на Апыхтина, усмехнулся. - А что нового на финансовом фронте? От рублей не пора избавляться?
- Скажу, когда надо будет.
- Как бы не промахнуться, а?
- Предупрежу.
Такие разговоры происходили у них каждое утро, и каждое утро Апыхтин неизменно успокаивал водителя, обещая ему в случае чрезвычайных финансовых потрясений спасти его десять или двадцать тысяч. Гена в прошлом был боксер, неплохой боксер, до чемпиона города поднимался, а теперь по совместительству являлся и водителем, и телохранителем. Формы не потерял, оставался сухим, жилистым, носил, как и прежде, короткую прическу, закатывал рукава рубашки, и каждый желающий мог видеть его сильные, тренированные, загорелые руки. На водительском месте он чувствовал себя свободно, ему явно было просторно в этом кресле. Искоса поглядывая на него, Апыхтин завидовал парню, его плоскому животу, легким движениям. Но он уже сжился со своим весом, объемом и полагал, что менять что-либо поздновато. Да и в азарте постоянных банковских схваток вес не имел большого значения. Катя любила его и таким, а остальные стерпят, улыбчиво думал Апыхтин.
Знал Апыхтин, что монументальность его производит впечатление, даже секретарша и та встречала стоя, вскакивая со стула, едва он появлялся в дверях, хотя уж такой была суровой и неприступной особой, что посетители, кажется, побаивались ее больше, нежели председателя правления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14