Он стал большим начальником.
Ну и что?
— Мы оказались с ним на разных ступеньках. Моя ступенька — далеко-далеко внизу. Я почти не виден. Еле различим. И то хорошо вооруженным глазом. Со мной нельзя разговаривать без смеха. У меня все смешное.
— И нельзя никак поправить дело?
— Знаешь, Света, есть на примете один способ, несколько рисковый, правда, но, боюсь, он отбросит меня еще ниже. Тогда некоторым придется просто помереть со смеху. Но этого может и не случиться, поскольку ниже моей ступеньки и нет ничего. Я совсем не рискую, падать некуда.
— А что за способ?
— Света, обратный билет я возьму. С гостиницей тоже все будет в порядке. Мы вернемся в понедельник утром. А встретимся в пятницу вечером. Если ты не возражаешь, я поцелую тебя куда-нибудь в неприметное для прохожих местечко, а?
— Не возражаю.
Анфертьев наклонился к Свете, отогнул поднятый воротник ее плаща и поцеловал в шею чуть пониже уха, поколебавшись, поцеловал еще раз. Поправил воротник, замел, так сказать, следы.
— Ну вот, никто и не догадается, — Вадим Кузьмин подмигнул Свете и прыгнул в запотевший изнутри трамвай. Смахнув рукой влагу с заднего стекла, он увидел, что Света из-под зонта смотрит ему вслед. Анфертьев прижал растопыренную ладонь к стеклу и еще успел заметить, как Света слабо махнула рукой.
«Скажите, Анфертьев, — подойдя сзади, спросил Следователь, — какие отношения у вас были с Луниной?»
«Нормальные», — Вадим Кузьмич сбросил со своего плеча руку Следователя, прошел в вагон и сел на свободное место.
«Некоторые свидетели утверждают, что их можно назвать близкими, это верно?»
— Следователь уже сидел рядом.
«Вы хотите узнать, спал ли я с ней? Нет, не спал. Но постоянно к этому стремился».
«Поймите меня, Анфертьев, правильно, мне важнее разобраться в ней, а не в вас».
«Вы ее подозреваете?»
«А кого мне еще подозревать?»
«И она... Света Лунина... подходит на роль грабителя?»
«Вполне. Молодые ныне более раскованны, нежели мы с вами, верно? Они проще смотрят на жизнь, легче и беззаботнее относятся к вещам, которые заставят содрогнуться нас. Прикиньте сами... Молодая девушка, не красавица, но весьма соблазнительная, да? Вокруг столько всего — наряды, поездки, театры, напитки. А зарплата... Сами понимаете».
«На что же она надеялась?»
«Вот на этот ваш вопрос. Дескать, что же я, такая дура, чтобы навлекать на себя такие подозрения... Очень примитивное мышление. Как говорят шахматисты, на один ход вперед. Если красавицы могут рассчитывать...»
«Света Лунина — очень красивая женщина», — холодно сказал Анфертьев.
«Вы уверены в этом?» — усмехнулся Следователь.
«Конечно».
«В том, что она женщина?»
«Пошел вон!» — И Анфертьев решительно отвернулся к окну, залитому дождем.
В трамвай с двух сторон вошли контролеры — пожилые, высохшие женщины, закаленные в схватках с безбилетниками, суровые и безжалостные. Анфертьев сжался, как в зубоврачебном кресле, вспомнив, что так и не взял билет. Обе женщины подошли к нему одновременно с двух сторон. Не отрываясь от окна, Анфертьев протянул им трешку. Но наказание заключалось не только в этом, нужно было еще выслушать этих женщин.
— Что же это вы позволяете себе, молодой человек? — начала одна из них с лицом цвета сырой картошки. — Бедные родители... если бы знали... государство... образование... бесплатно лечит болезни... жена, похоже, совсем извелась... под крышу вырастут дети, все норовят обмануть, словчить, граждане, посмотрите, расхититель... по лицу видно, привык воровать, убить может.
Анфертьев воткнул в уши по указательному пальцу и с улыбкой повернулся к контролерам: прошу прощения, я вас совершенно не слышу. Он их слышал, но они этого не знали и через две остановки умолкли, пылая неизрасходованным гневом. А когда вышли, Анфертьев сдвинул стекло в сторону, высунулся из трамвая и погрозил контролерам пальцем:
— А квитанцию вы мне так и не дали!
Аэропорт.
Сколько, бы вы ни летали, он всегда вносит в душу тревогу, и нельзя привыкнуть, нельзя до конца смириться с этими ненормальными перемещениями по планете. Вы входите в гулкое здание, по которому громадными невидимыми колесами перекатываются объявления о посадках, приземлениях, задержках, вылетах, входите, отдаваясь во власть могущественной и наверняка нечистой силы. Но будничность происходящего скрашивает таинство, и вы проходите через все щупы, через гудящие рамы, через просвечивающие насквозь рентгеновские установки так спокойно, словно никогда ничем иным и не занимались.
— Девушка, ваш паспорт! Вы летите без вещей? Ах, одна сумка...
— Пассажиров, вылетающих рейсом Москва — Запорожье, просим пройти на посадку...
Вместе с молчаливой толпой, пронизанной предчувствиями, предрассудками, суевериями, Света выходит на поле и видит стаю крылатых существ. От их рева вздрагивают бетонные плиты, и горячий воздух обдает лицо. Существа уносятся в облака, за кромку горизонта, возвращаются, тяжело оседая и дробя воздух.
Самолеты чем-то озабочены, недовольны, и кажется даже странным, что они соглашаются лететь. Подавленные их мощью, мы вверяем им свои страхи и надежды, свои жизни, и дай Бог, чтобы они все это вернули обратно.
Самолет набирает высоту. Просим пристегнуть ваши ремни. Полет проходит на высоте десять тысяч метров. За бортом пятьдесят градусов мороза, фиолетовое небо, облака, опасливо прижимающиеся к земле. За бортом вздрагивающие крылья, быстро темнеющий воздух, сполохи красного прожектора на моторах и одинокие, почти невидимые, почти несуществующие огни далеко внизу.
Самолет приближается к городу Запорожье. Это большой промышленный и культурный центр, это театры, заводы и комбинаты, это город металлургов и ученых, студентов и строителей, влюбленных фотографов и красивых кассиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88