— Пафнутьев склонил голову, приготовившись слушать.— Каким убитым? — отпрянул от неожиданности Заварзин.— С Пахомовым, которого застрелили на прошлой неделе.— А я его и знать не знаю.— Странно... Весь город знает, а вы не знаете. Весь город об этом гудит, а вы слыхом не слыхивали. Люди про колбасу забыли, про мыло, про водку — только и трепу об этом убийстве, а вы будто с Луны свалились!— Ну, я слышал, конечно, что кого-то стрельнули...— Ага, все-таки слышали. Это меняет дело. Так и запишем. Значит, решили отказаться от первоначальных своих показаний.— Послушайте... Не надо мне пудрить мозги! — взъярился Заварзин. — Получается, что я вроде бы одно говорю, потом другое... Не надо.— Значит, об убийстве вам известно?— Да. Но никакого Пахомова не знаю.— Очень хорошо. Так и запишем. Вы не возражаете, ели я так запишу?— Ради Бога! Пишите, что хотите!— Подпишите, пожалуйста, ваше заявление. Вот здесь... Что Николая Константиновича Пахомова вы знать не знаете. А о том, что кого-то убили в городе на прошлой неделе — слышали. Я правильно изложил ваши слова?— Более или менее, — сказал Заварзин и небрежна расписался на рыхловатой бумаге протокола. Но была я его движениях и нервозность. Он насторожился, поняв, что ухо нужно держать востро. А Пафнутьев был, казалось, беззаботен.— Значит, с Пахомовым не знакомы и о его существовании никогда не слышали?— Да. Именно так.— Прекрасно. Скажите тогда, в каких вы отношениях с его женой?— Не понял? — Заварзин отшатнулся на спинку стула.— Повторяю... В каких отношениях вы находитесь с Ларисой Пахомовой, женой человека, застреленного на прошлой неделе?— Вы что, путаете меня, ловите, никак не пойму?— А мне непонятно, что вас настораживает? Если вы не знали мужа, если впервые услышали его фамилию... То как быть с женой? Как нам быть с Ларисой? — Пафнутьев склонился над столом, стараясь заглянуть Заварзину в глаза.— Не пойму, что вы хотите?— Хорошо. Разобью вопрос на несколько, чтобы он был более доступен, — пустил Пафнутьев первую шпильку. — Знакомы ли вы с Ларисой Пахомовой?— Нет.— Слышали ли когда-нибудь это имя?— Нет.— Знали ли вы о ее существовании на белом свете?— Нет.— Подпишите вот здесь... Благодарю. Из всего этого следует, что вы не знаете, где она работает, где живет, с кем общается?— Я ее вообще не знаю! — заорал Заварзин.— Распишитесь.— Слушайте, что-то много подписей... Так не бывает!.— А откуда вы знаете, как бывает? Вы уже сталкивались со следователем? Привлекались к уголовной ответственности? Были в конфликте с правосудием?— Никогда. Ни разу. И не собираюсь!— Почему же вас смущает, что приходится подписывать свои собственные заявления? Обычная практика. Правда, чаще она применяется во время очных ставок, когда требуется устранить противоречия в показаниях нескольких свидетелей или подозреваемых. Но поскольку вы делаете очень важные заявления, а они находятся противоречии с данными, которыми располагает следствие, то я, чтобы устранить эти противоречия, в прошу подтвердить сказанное. Что же в этом плохого? Ведь таким образом вы полностью устраняете мою предвзятость, если она каким-то образом проявится. И ваша позиция на суде будет неуязвима, разве нет?— Что-то вы рановато о суде заговорили, — растерянно пробормотал Заварзин.— Ничуть. По-моему, в самый раз. Да и зачем вам-то об этом думать? Это мои проблемы.— А о каких противоречиях вы говорили?— А! — Пафнутьев махнул рукой. — Дело в том, что некоторые люди утверждают, будто вы не единожды катали на своем роскошном “мерседесе” вышеупомянутую Ларису Пахомову.— Мало ли кого я мог подвезти! Сотня на бензин никогда не помешает.— Дело в том, что свидетели утверждают, что будто вы заезжали за Пахомовой к ней домой, где она проживала вместе со своим мужем Николаем, тем самым, который был застрелен на прошлой неделе, о чем вы ничего не слышали, хотя весь город...— Хватит! — не выдержал Заварзин. — Хватит надо мной издеваться!— Простите, — Пафнутьев виновато склонил голову. — Если у меня невзначай сорвалось какое слово непотребное, если нечто неуважительное сорвалось... Прошу меня извинить. Я старался следить за своей речью, потому что знаю — некоторые свидетели очень болезненно относятся к словам следователя и могут истолковать их превратно, поскольку сама обстановка...— Прошу вас, хватит, — простонал Заварзин. — Ничего обидного вы не произнесли. Нет у меня на вас обиды! Нет!— А как же нам быть с Ларисой?— Тут какое-то недоразумение.— Ну что ж, давайте разберемся... Скажите, в каких отношениях вы находитесь с Голдобовым?— Это кто? — Заварзин не смог так быстро переключиться, ему требовалось время.— Тот самый, который оплатил вашу роскошную покупку.— Какую покупку?!— “Мерседес".— Что вы несете?!— А разве нет? Тогда извините, прошу великодушного прощения. Скажите тогда, за какие деньги вы купили “мерседес”? Я бы не стал задавать этот вопрос, но дело в том, что этот злополучный “мерседес” постоянно участвует в наших беседах, его поминают свидетели, на нем раскатывает Лариса Пахомова, а се муж падает, сраженный кабаньей картечью, в то время, как Голдобов... Впрочем, я увлекся. Голдобова вы, оказывается, тоже не знаете.— Я этого не говорил!— Значит, знаете?— Слушайте, как же я устал от вас! — искренне воскликнул Заварзин. Это обычная манера допроса?— Какое допроса?! Мы просто беседуем, но дело в том, что мои вопросы вы воспринимаете как-то настороженно. Совершенно напрасно. Вам незачем меня опасаться. Все мои устремления направлены лишь на то, чтобы узнать правду. И больше ничего. Так что у вас с Голдобовым? Вы что-то хотели сказать, но я вас перебил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140