Даже обнадежил, вызвал слабую такую то затихающую, то снова возникающую мелодию уверенности. Но в то же время осталась раздраженность. Не все говорила Касатонова, о чем догадывалась, к чему пришла в бабьих своих фантазиях, — так жестковато подумал Убахтин и тут же усовестился. Касатонова подсказала несколько дельных вещей, одни окурки в губной помаде чего стоят. Но если бы я пошел на убийство, подумал Убахтин, я бы постарался придумать нечто маскирующее, нечто сбивающее с толку.
В конце концов, разбросать перемазанные в помаде окурки не такая уж и хитрая придумка. Но если кто-то до этого додумался... Ход неплохой.
Но в то же время на этом убийстве явно какой-то женский налет. Помимо окурков, есть уборка в доме, вымытая посуда, расставленные по местам тарелки, подвешенные рюмки, выключенные телевизор, свет... На этом месте мысли Убахтина замедлились и пошли кругами, он даже сам не заметил, как его рассуждения приобрели некое вращательное движение. Через минуту он опять думал о выключенном телевизоре... Убахтин еще раз посмотрел отпечатки пальцев, обнаруженные на пульте и поймал себя на мысли о том, что этим самым пультом телевизор был выключен, а потом убийца выключил и свет... — А на фига! — уже раздраженно спросил себя Убахтин. — На фига ему брать на себя эту заботу — выключать свет и телевизор? Экономный очень? Боялся хозяина в расходы ввергнуть? Интере-е-есно! В затылок стрелять можно, а перерасхода электричества он боится!? А вдруг, — и Убахтин осекся в своих предположениях. — А вдруг он это сделал механически? Не задумываясь... Как это делает каждый, живущий в стесненных денежных обстоятельствах...
* * *
Последние события как-то незаметно, но очень быстро приучили Касатонову к осторожности, даже опасливости. Как ни был плох замок, поставленный слесарем Пыжовым, но это все-таки был замок и, закрыв за собой дверь, Касатонова тут же, не задумываясь, опустила стопорную кнопку. Теперь никто, даже владея ключом, войти в квартиру не мог. Если он, конечно, не был слесарем Пыжовым, который мог попросту прийти со своей безотказной фомкой.
Бросив сумку на крючок в прихожей, Касатонова прошла в комнату, остановилась на пороге. Выражение лица ее было недовольное, если не сказать брезгливое. После того, как здесь побывали грабители, она везде чувствовала нечто чужое, неприятное, почти зловонное. В комнате как бы присутствовала ненавистная ей психическая энергия, которая клубилась вокруг всех мест, которых коснулись грабители. И тогда, не откладывая, она сбросила туфли в прихожей и, подхватив в ванной тряпку, пропитала ее какой-то химической гадостью и принялась протирать все, что можно было протереть — подоконники, стенки книжного шкафа, который раз протерла пол, дверь в ванную и в комнату. Подсохшие розы, с которыми как-то заявился сын, она, не колеблясь, выбросила в мусорное ведро. Дошло до того, что поднатужившись, сдвинула с места раздвижной диван и протерла пол под ним, тем более, что он и без грабителей в этом давно нуждался — там скопились какие-то бумажки, фантики, обгорелые спички и просто клочковатая пыль, которая всегда скапливается в местах темных и затхлых.
Наткнувшись взглядом на подсохшие розы в ведре, она тут же выскочила на площадку и вытряхнула их в мусоропровод.
— Как хороши, как свежи были розы, — проворчала Касатонова с мстительным выражением лица.
В этот момент позвонил Убахтин. Что-то спрашивал, уточнял, намекал, — Касатонова отвечала, не задумываясь, даже с какой-то агрессивностью, все еще борясь с враждебной энергией, которой в комнате становилось все меньше. Это она отметила про себя — комната была далека от прежнего уюта, выглядела бестолковой и непричесаной, но это была уже ее комната.
Наконец, Убахтин насытился и отвалился.
Касатонова бросила трубку, но телефон тут же зазвонил снова.
— Да! — резко крикнула она.
— Екатерина Сергеевна? — вкрадчиво спросил незнакомый голос.
— Ну?
— Я спрашиваю... Это Екатерина Сергеевна? — голос был так же спокоен, невозмутим, но именно в его спокойствии и невозмутимости таилась наглость.
— Она самая.
— Касатонова? — продолжал допытываться все тот же молодой, нахальный голос.
— Касатонова. Что дальше?
— Тетя, не надо так круто возникать.
— Кто говорит?
— Слушай, тетя... После этих слов Касатонова бросила трубку.
Она все поняла.
С первых же слов все поняла и если отвечала с неким вызовом, то скорее по инерции — после уборки, после борьбы с чуждыми проявлениями в собственной квартире, после разговора с Убахтиным.
И бросая трубку, твердо знала, что не более чем через минуту звонок раздастся снова.
Так и получилось.
— Слушаю, — сказала и отметила про себя — голосок-то дрогнул, не смогла она сохранить прежний напор и прежнюю независимость.
— Тетя, — голос ничуть не изменился, тут Касатонова отдала должное неизвестному звонарю. — Не бросай больше трубку. Не надо. Злить меня не надо.
Квартиру привела в порядок после нашего визита?
— Так это был ты?
— У тебя ничего не пропало?
— Вроде, — Касатонова механически осмотрела квартиру, пробежав взглядом по полкам, стенам, окнам. — Так что спасибо. Много довольна.
— Мы взяли только фотоаппарат и снимки.
— Очень мило с вашей стороны.
— Нам нужна пленка.
— Огурцы накрывать? — Касатонова держалась из последних сил и мысленно кляла Убахтина, который не сообразил послать своего эксперта пораньше, пораньше бы он прислал, чтобы все эти угрозы, весь этот разговор был записан. Тогда бы перестал идиотски ухмыляться на все ее опасения.
— Пленка нужна, тетя. А то ведь опять придем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63