Церковь отреклась — вот это самое правильное слово — отреклась от старых святых. От святого Христофора, святой Варвары, les autres И других (фр.).

. А они святые, это точно. Я докажу. А Римский Папа не прав, он так же глуп, как и ты.— Мне тошно с ним соглашаться, но я никогда не прощу святому отцу, что он развенчал Христофора, — заявил Майкл, подняв глаза от своего рисунка. У него была обескураживающая привычка вмешиваться в разговор после долгого молчания и делать замечания, доказывавшие, что он внимательно прислушивался к беседе. — Через неделю после того, как он развенчал Христофора, я на своем мотоцикле врезался в дерево.Его высказывание исправило положение. Хосе невольно улыбнулся, напряжение спало.— Я согласен, Майкл, ты на своем мотоцикле нуждаешься в помощи всех святых. Но пересмотр некоторых житий сильно опоздал. В том, что легенды подвергли сомнению, нет ничего еретического, ведь это сделала сама Церковь. Древние богословы не знали исторического метода; они неправильно интерпретировали...— Нет, нет и нет, — воскликнул Альберт. — Не было плохих интерпретаций. Все правда. Правда исходит от Бога, и только от Бога. Мы уже знаем правду. А еретикам нужны доказательства. Я нашел...— Альберт, — вмешался Энди, — ну почему бы тебе не заткнуться?Альберт расплылся в улыбке.— Я нашел доказательства. Семь святых девственниц...Хосе положил обе руки на стол, словно хотел, чтобы они были на виду и не вздумали против его воли совершить насилие.— Нет никаких семи святых девственниц, — сказал он, стиснув красивые белоснежные зубы. — Есть сотни святых девственниц. Или сорок две, или девять, или вообще ни одной. Но не семь. Семь — магическое число, пережиток язычества...— Нет, семь, — упорствовал Альберт. — Сейчас докажу.Он вытащил из-под стула распухший портфель и начал рыться в нем.Энди встал.— Я смываюсь, — объявил он. — С меня хватит. Пока, ребята.— И я, — сказала Дейна. — Сегодня у меня нет настроения рассуждать о девственности. Вернемся в библиотеку, Хосе?Один за другим все повставали с мест и, собирая вещи, решали, кто куда пойдет. А Альберт продолжил говорить. Джин знала, что он потащится с ними и не умолкнет до самого Института. Прижав портфель к пухлой груди, он стал подниматься со стула.Жаклин обернулась.— Вы с нами не пойдете, — заявила она голосом, который так подействовал на Джузеппе. — Сегодня я больше не хочу с вами разговаривать. Оставайтесь здесь. Поговорим в другой раз. До свидания.Положив руку на плечо Альберта, она заставила его снова сесть на стул. И пока все уходили, он так и сидел с открытым ртом.Джин шла рядом с Жаклин. Через некоторое время она вдруг услышала, что кто-то тихо напевает. Она не сразу поняла, что поет благовоспитанная, исполненная достоинства особа, идущая с ней рядом. Она мурлыкала песенку, столь любимую молодыми радикалами: «Времена меняются».— "А бой разгорался..." — напевала Жаклин, но, поймав удивленный взгляд Джин, осеклась и учтиво осведомилась: — Я вас смущаю?— Чего мне смущаться?— А моя дочь всегда стеснялась. С двенадцати до семнадцати лет она никогда не ходила рядом со мной на людях.— Но ведь вы не все время поете, правда? — спросила Джин, которой очень хотелось поверить, что это так.— Нет, но дочь никогда не знала, когда меня прорвет. Хуже всего было на Рождество. Обожаю рождественские гимны.— И Боба Дилана?— И гимны Армии спасения, и немецкую лирику, и модные песенки сороковых годов. Знаю все слова. Вообще, — с гордостью добавила Жаклин, — вы еще не встречали человека, который знал бы столько бесполезных вещей.— Не все, что вы знаете, бесполезно. Вы лихо расправились с Альбертом. — Джин взглянула на заостренный профиль своей спутницы, заметила веселую искорку в обращенном к ней зеленом глазу и добавила без обиняков: — Никак не пойму, какая вы. Сколько в вас разных людей.— Ну, нельзя же быть такой ребячливой, — презрительно отозвалась Жаклин. — Неужели вы не знаете, что в каждом человеке уживается по меньшей мере десяток разных особей? Этим летом я себя балую и позволяю им всем высовываться, как высказался бы Майкл. Но на работе я не такой явный шизофреник.Дойдя до ворот Института, все остановились, решая, кому куда. Оглянувшись, Джин поняла, что шедший сзади Хосе слышал их разговор. Его темные глаза были устремлены на Жаклин.— Вы только что провозгласили великую истину, — сказал он.— Насчет шизофрении? — спросила Жаклин без улыбки.— Насчет сложности каждой личности. Половина неприятностей в отношениях между людьми происходит из-за того, что все считают, будто человек — существо одномерное. А мы все — многоголовые монстры, словно гидры. Но большинство людей этого не понимают.Кивнув, он прошел мимо, его длинная черная сутана развевалась на ходу. Тед побежал за ним, небрежно попрощавшись со всеми через плечо. Остальные задержались.— Не покидайте нас, Джеки, — попросил Энди. — Вы нам понадобитесь, если снова материализуется Альберт.— Я... — ответила Жаклин, проигнорировав фамильярное обращение. — Я завтракаю с вашим традиционным врагом, с самой уважаемой библиотекаршей Института. Она не любит, когда ее заставляют ждать, а я уже опаздываю.— Она действительно ваша подруга? — недоверчиво спросил Энди.У Жаклин дрогнули губы.— Она видит только одно из моих многочисленных обличий. Оно под стать ей — чопорной и страстно интересующейся недостатками десятичной системы Дьюи Дьюи Мелвил (1851 — 1931) — американский библиотековед, создатель десятичной классификационной системы.

.— Считается, что Энди страстно интересуется археологией Рима, — решительно сказала Энн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61