Лицо его хранило невозмутимость, но в глазах так и сверкали подозрительные искры. Ладно, вот выберемся и разделаемся с негодяями, и я вытяну из нашего чада все его сомнительные тайны.
Если не считать череды мелких происшествий (однажды Рамсес упал в яму, откуда Эмерсон вытащил его с помощью моего фланелевого пояса, лишний раз доказав полезность этого предмета туалета), наше подземное путешествие оказалось ничем не примечательно. Длинный прямой проход в конце концов вывел в просторное помещение, высеченное в скале. Его тоже ограбили еще в древние времена (по крайней мере, так я тогда решила), в центре стоял лишь девственно пустой саркофаг. Здесь мы смогли выпрямиться в полный рост, и Рамсес попросил Эмерсона поднять свечу повыше.
Одного камня не хватало.
– Это проем, который ведет к шахте, выходящей на поверхность. Глубина тут небольшая, двадцать футов восемь дюймов, если быть точным. Я беспокоюсь лишь о том, что камень, которым прикрыт вход в шахту, папа не сможет сдвинуть. Селим и Хасан тащили его вдвоем.
Я дала себе обещание поговорить с Селимом и Хасаном и спросила:
– А ты что думаешь, Эмерсон?
Ненаглядный поскреб небритый подбородок.
– Попробовать можно. После всего, что мы пережили, не думаю, что меня остановит какой-то камешек.
Шахта оказалась столь узкой, что Эмерсон смог взобраться по ней, упираясь спиной в одну стену, а ногами в другую. Подобно трубочисту в дымоходе.
Пыхтение и стоны, доносившиеся из узкой щели, свидетельствовали, что Эмерсон старается вовсю.
– Не надо поднимать камень, Эмерсон! – крикнула я. – Попытайся сдвинуть его в сторону.
– А я что, по-твоему, делаю? – последовал ответ. – За эту чертову штуковину не ухватишься... А... вот. По-моему...
Его голос заглушил песчаный ливень. Мне редко доводилось слышать такую цветистую ругань, даже от Эмерсона.
– Дорогой, рот лучше держать закрытым, – посоветовала я.
– Э... У... Ы... – Не слишком вразумительно, позволю себе заметить.
– Мне пришлось присыпать камень песочком, – добродетельно объяснил Рамсес, – чтобы замаскировать...
Настоящая лавина песка и мелких камешков положила конец разговорам. Эмерсон затих. Наконец ливень превратился в тоненький ручеек.
– Осторожней, – прокричал Эмерсон, – я спускаюсь.
И он упал вниз. Если раньше моего ненаглядного покрывала болотная слизь, то сейчас это был песочный человек, да и только. В прорезях серой маски сверкали два синих глаза.
– Дорогой мой, – сочувственно сказала я, – не хочешь промыть глаза? У меня есть фляжка с водой...
Эмерсон сплюнул песок.
– Не сейчас, Пибоди. Чувствую, что я вот-вот утрачу спокойствие, которым по праву горжусь. Ты первая. Давай подсажу.
Он помог мне залезть в жерло шахты. Во время наших приключений мне уже приходилось таким образом подниматься по узкой расщелине, но на этот раз я позорно застряла. Меня охватило оцепенение: в нескольких футах над моей головой мерцал прямоугольник темно-синего бархата, усыпанный сверкающими драгоценными камнями. Он выглядел таким близким, что казалось, можно протянуть руку и дотронуться. Неужели этот сверкающий лоскут – то ночное небо, которое еще совсем недавно я и не чаяла увидеть?
Недовольный окрик Эмерсона привел меня в чувство, я двинулась вверх. И лишь вынырнув на свежий воздух, выпрямившись во весь рост и подставив лицо ласковому ветерку, осознала, что ужасное испытание закончилось.
Я огляделась. В трех футах от меня, озаряемая лунным светом, застыла небольшая статуя. Два янтарных глаза в упор смотрели на меня. Вот так древняя богиня любви и красоты могла приветствовать своего приверженца, вернувшегося из опасного путешествия по подземному миру.
Мы долго смотрели друг на друга. Бастет была сама безмятежность. Я же репетировала обличительный монолог, который позже обрушу на это легкомысленное создание. Вместо того чтобы спешить за подмогой, она, видите ли, нежится под луной!
Бастет вопросительно мяукнула.
– Он сейчас будет! – рявкнула я в ответ.
Вскоре из шахты вынырнула голова Рамсеса. Я вытащила его, и Бастет сорвалась с места. Кошка принялась деловито вылизывать ему голову, время от времени о чем-то раздраженно шипя. Должно быть, выговаривала нашему чаду за нечистоплотность.
Но вот на волю вырвался и Эмерсон. Он встряхнулся, как большой пес, и во все стороны полетел песок.
Одной рукой я притянула к себе Рамсеса, другой обняла Эмерсона. Мы на несколько мгновений замерли живописной скульптурной группой. Над нами возвышался бесформенный силуэт Черной пирамиды. Мы находились у ее северной стороны. Пустыня была окутана тишиной и спокойствием. На востоке, где среди пальмовых рощ и возделанных полей пряталась деревушка, не было видно ни огонька. Восход тоже еще не вступил в свои права.
Бастет оставила Рамсеса в покое. Смекалистое животное сообразило, что столь ювелирными приемами нашего сына от грязи не очистишь, добиться желаемого можно было только посредством десятка ведер воды, щетки и мочалки. Правда, родители Рамсеса пребывали не в лучшем состоянии. Эмерсон напоминал крошащуюся статую из песчаника, а я... обитательницу грязевых озер, должно быть... Ладно, лучше об этом не думать.
Я погладила Бастет. Рваный клочок бумаги по-прежнему был прикреплен к ее ошейнику.
– Половина записки здесь, – сказала я. – Хорошо, что мы не стали дожидаться помощи.
– Из этого следует, что Бастет нуждается в дальнейшей дрессировке, – сказал Рамсес. – Я только приступил к этой стороне ее подготовки, поскольку не мог предвидеть такого развития событий...
– Нам еще три мили топать пешком, – перебил его Эмерсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98