В ласковом египетском климате люди ложатся поздно, и жизнь на улицах кипит до глубокой ночи. Бесчисленные звезды сияли так низко, что, казалось, цеплялись за ветви деревьев. Серебристый звездный свет окутывал город призрачным покрывалом. Цветочники на улице предлагали свои товары – ожерелья из жасмина и охапки розовых бутонов, обвязанных яркими лентами. В теплом ночном воздухе стоял густой и пьянящий цветочный аромат. Эмерсон подарил мне букетик. Его теплые пальцы нежно сжимали мою ладонь, в глазах светились чувства, не требовавшие слов, ласковый ветерок гладил мне щеку, и я почти забыла, зачем здесь нахожусь.
Но чу... Что это?! Высокий и чистый голос пронесся над залитыми лунным светом куполами, то нарастая, то ослабевая в своем музыкальном призыве, – крик муэдзина!
Аллах акбар, аллах акбар – лайлаха иллаллах!
Бог велик, Бог велик, нет Бога, кроме Бога.
Я мигом вскочила на ноги.
– Я знала!!! Быстрей же, Эмерсон!
– Вот черт... Ну хорошо, Амелия. Но когда я доберусь до этого прохвоста, он пожалеет, что потревожил нас в такой неурочный час.
Перед тем как выйти на террасу, мы переоделись: Эмерсон потому, что терпеть не может вечерний костюм, а я потому, что надеялась на приключение.
Мы пустились в путь еще до того, как смолкло пение ревностного приверженца веры. Отравились пешком, так как не пристало на тайное свидание заявляться в экипаже, да и все равно ни одна повозка не сможет протиснуться в узкие переулки квартала торговцев древностями. Эмерсон несся вперед широченными шагами: ему не терпелось поскорее покончить с делом. Мне же не терпелось узнать, что за страшная тайна не дает покоя моему старому другу. Ибо, несмотря ни на что, я относилась к Абделю с теплотой. Может, он и мошенник, но очаровательный мошенник.
Как только мы свернули в узкие проходы, стены закрыли лунный свет, и чем дальше мы углублялись в лабиринт улочек, тем темнее становилось. Балконы с решетчатыми деревянными ставнями нависали над улицей, почти соприкасаясь друг с другом. Кое-где путь озарял золотой отблеск освещенного окна, но большинство домов были темными, лишь иногда меж ставнями мелькали полоски света. В темноте метались зловещие тени: то из-за груды мусора выскочит крыса, то нырнет в еще более узкий проулок тощий пес. Нестерпимое зловоние от гниющих фруктов и человеческих испражнений, словно густая жидкость, заполняло улочки-туннели.
Эмерсон летел вперед, то и дело наступая в лужу с какой-то неописуемой дрянью или поскальзываясь на дынной корке или гнилом апельсине. Я не отставала ни на шаг. Впервые мне довелось оказаться в старом городе среди ночи. Меня не так-то просто напугать. Не раз я без страха смотрела в лицо опасности, не раз противостояла врагам, но эта зловонная тишина начинала действовать мне на нервы.
Какое счастье, что со мной Эмерсон. На современной улице, где даже в такую пору шляются праздные туристы, много света и смеха, музыки и громких голосов. Обитатели квартала Хан-эль-Халил спали или занимались делами, для которых требуется не столько свет, сколько плотно закрытые двери. В одном месте, где из-за ставен пробивалась бледная полоска света, я уловила одуряющий сладкий запах. До моего слуха долетел возглас, приглушенный толстыми глиняными стенами, возглас то ли восторга, то ли боли... В этом доме располагалась «гурза», опиумный притон, где любители искусственных сновидений проводили лучшие свои часы. А когда впереди в какой-то проем нырнула темная фигура и исчезла, растворившись в непроглядной тьме, я едва сдержала крик. Эмерсон усмехнулся:
– Надургия заснул. Он должен был раньше услышать наше приближение.
Он говорил тихо, но как благословенно успокаивающе звучал спокойный голос моего ненаглядного!
– Надургия? – повторила я озадаченно.
– Сторож. Он принял нас за полицейских шпиков. Теперь гурза закроется, пока не минует опасность. Жалеешь, что пошла, Пибоди?
Улочка была такой узкой, что мы не могли идти рядом, и такой темной, что я едва различала в черной мгле смутные очертания фигуры Эмерсона. Я не столько увидела, сколько почувствовала, как он протянул ко мне руку. Вцепившись в нее, я правдиво ответила:
– Вовсе нет, дорогой. Очень интересное и необычное приключение. Но признаюсь, без тебя я бы, наверное, слегка испугалась, совсем чуть-чуть...
– Мы почти пришли. Если наше путешествие – напрасная трата времени, дражайшая Пибоди, я буду поедом тебя есть до конца жизни.
Лавка Абделя казалась, как и все остальные, темной и пустой.
– Что я говорил, – торжествующе прошипел Эмерсон.
– Мы должны зайти с черного хода, – отозвалась я, тоже невольно переходя на шепот.
– С черного хода, Пибоди? Ты в своем уме? По-твоему, это образцовая английская деревушка с ровными улицами и выходами на две стороны?
– Не тяни время, Эмерсон. Я уверена, ты знаешь, где находится черный ход. Он должен быть: кое-кто из клиентов Абделя вряд ли осмеливается входить в лавку через парадные двери, минуя привратника.
Эмерсон хмыкнул. Держа меня за руку, он некоторое время шел вдоль улицы, затем свернул в какую-то мрачную каменную кишку. Проход все сужался и сужался, я уж стала думать, что он закончится тупиком. Мои плечи касались стен, Эмерсон и вовсе был вынужден протискиваться боком. Это был не переулок, а черта, нарисованная самыми черными в мире чернилами.
Наконец Эмерсон остановился и тихо прошептал:
– Здесь.
– Где? Я ничего не вижу.
Он поднес мою руку к невидимой поверхности. Дерево...
– Здесь нет молоточка, – разочарованно сказала я, тщетно шаря по двери.
– И звонка тоже нет, – саркастически отозвался Эмерсон и негромко постучал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98