Он остановился перед Ди и щедро одарил ее откровенно восхищенным взглядом. Она уставилась на него, и, мне показалось, я услышала звук электрического разряда.
— В чем дело, Хассан? — недовольно спросил Майк.
Парень с театральной торжественностью начал:
— Возникла проблема, господин управляющий. — Он говорил с акцентом, певуче растягивая английские слова. — Вы бы пришли... Однако если вы сейчас отдыхаете от своего тяжкого труда...
Сарказм — оружие, которым эти люди хорошо владеют. Чтобы не уронить своего достоинства, начальник вынужден не замечать оскорбления в лживых восхвалениях его достоинств. Майк был достаточно молодым начальником, и лицо его стало пунцовым от ярости даже под слоем загара, но он ничего не сказал и, расцепив сложенные ноги, встал. Хассан не торопился уходить.
— Если благородные госпожи окажут честь бедному рабочему... На солнце жарко и так пыльно...
Зная Хассана, я могла предположить, что он по большей части стоял, опираясь на лопату, но вид у него был такой, что смягчилось бы самое черствое сердце. Переполненная состраданием Ди чуть не выронила костыли, протягивая ему стакан воды. Он намеренно сделал так, чтобы его пальцы коснулись ее руки, беря и возвращая стакан, и, когда двое мужчин спускались вниз по склону, глаза Ди следили уже не за тем, кто был выше ростом. Я вздохнула. Предчувствие неминуемой беды охватило меня с такой силой, что впору было сделать официальное заявление, по всей форме скрепленное подписью нотариуса.
Однако мое предчувствие не спешило реализовываться. За целую неделю не произошло ничего стоящего внимания, не считая все усиливавшейся жары. Я сидела в тени то одной, то другой скалы, череда которых казалась нескончаемой, однако это не спасло меня от того, что я стала коричневой, как свежевспаханное поле. Я кляла Джона и солнце, Майка и скалы и мечтала снова очутиться в своей милой, тихой комнатке в институте. Когда я заикнулась об этом Джону, он, даже не соизволив возразить, молча вручил мне мою широкополую шляпу.
Ни одна душа больше не вспоминала о письме Абделала, вероятно сочтя его бесполезной бумажкой. И ни одна моя неоднократная попытка вспомнить забытый эпизод из детства не увенчалась успехом.
Однажды утром поднялась суматоха, когда поисковая группа обнаружила вход в гробницу, не нанесенную ни на одну карту. Это оказалась гробница мелкого вельможи, которая была разграблена еще в древние времена, а после этого ее использовали для захоронений несколько поколений более бедного семейства. Поскольку гробница до сих пор не была обнаружена, в ней сохранилась дюжина саркофагов и коллекция дешевой похоронной утвари, что должно было представлять определенный интерес для сотрудников института. Чтобы не вызывать подозрений у поисковой группы рабочих, они чертыхались и закатывали глаза, когда Джон приказал закрыть ее снова, сделал пометку на своей карте и двинулся дальше.
Шесть дней спустя после моего переезда из гостиницы в институт бригады работали в нескольких милях от Долины цариц в пустынной вади, которая выглядела многообещающей с археологической точки зрения. На мой же непросвещенный взгляд, это была пустыня в полном смысле этого слова, более дикого и унылого места мне не доводилось видеть. Я не знаю, что побудило Джона сосредоточить все усилия на этом месте, и более того, мне было совершенно на это наплевать.
Рабочий день заканчивался, когда я услышала взволнованные крики рабочих, доносившиеся с противоположной стороны вади. Срывающиеся от волнения голоса пробудили меня от отупляющей летаргии жары, и я подняла голову.
В этом месте вади сужалась настолько, что я была на расстоянии не больше тридцати — сорока футов от рабочих и могла видеть все происходящее совершенно отчетливо. Я сразу заметила Хассана по его пурпурного цвета рубахе. Последние несколько дней он не работал, и меня удивило его появление сегодня утром. Он стоял на краю обрыва, почти напротив скалы, под которой я сидела, размахивал руками и показывал куда-то вниз.
То, что он видел, было от меня скрыто. Мне открывалась лишь привычно неровная поверхность скалы, испещренная резкими тенями. Естественные неровности отвесного склона затрудняли поиски, делали их почти невозможными. В любой расщелине мог скрываться вход в гробницу.
Майк первым добрался до Хассана. Он внимательно разглядывал что-то, а потом хлопнул парня по плечу и повернулся к Джону. Последовал оживленный разговор. Я слышала их голоса, но слов разобрать не могла. Получалось что-то вроде пантомимы, и мой интерес возрос. Наконец Джон — его седые волосы казались в лучах солнца серебряными — распластался на осыпающемся краю скалы и, бесстрашно свесившись до пояса, стал всматриваться вниз. Когда Джон поднялся на ноги, он тоже казался взволнованным. Последовала еще одна дискуссия, еще более оживленная, чем первая. Майк начал размахивать руками, словно протестуя, а Джон упрямо тряс головой.
К этому времени я была всерьез заинтригована. Определенно они нашли что-то обнадеживающее. Наверное, отверстие в скале, скрытое выступами пород так надежно, что его не видно ни под одним углом зрения. Я раздумывала, не пойти ли мне взглянуть, но это была бы долгая прогулка по жаре вокруг вади. А о том, чтобы пересечь каньон глубиной почти триста футов, не могло быть и речи.
Я откинулась назад и с улыбкой смотрела на взбудораженно суетящуюся поисковую группу. Мне всегда бывало забавно и трогательно видеть энтузиазм, который охватывал рабочих, когда появлялась надежда найти что-то многообещающее. Они бедны и неграмотны и неизменно норовят вас обмануть, но их волнение было неподдельным, а интерес — самым живым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70