В день святого Пантелеона, в полуденный час, сапожник пришел в Корлеоне. Стояла страшная жара, и улицы были пустынны. Маленький мальчик, которому он назвал имя своей жены, привел его к домику, где она поселилась.
Дома ее не оказалось. Сапожник принялся ходить под окнами, прислушиваясь и приглядываясь. Убедившись, что поблизости никого нет, он осторожно заглянул в окно. И первое, что он увидел, была кровать с красной подушкой, на которой безмятежно спал Антихрист.
Момент показался сапожнику подходящим. Не долго думая, он попытался забраться в комнату через окно, но отверстие оказалось слишком узким. Тогда он решил расширить его и принялся терпеливо отдирать штукатурку и выламывать один за другим кирпичи.
За этим занятием его и застал случайно проходивший мимо цирюльник. Он удивился, остановился и несколько мгновений молча наблюдал за сапожником. Потом подошел вплотную и тронул его рукой за плечо, больше из любопытства, нежели заподозрив что-то неладное.
Сапожник обернулся, и его лицо исказила гримаса гнева. Он подумал, что этот гнусный обыватель хочет ему помешать в деле спасения церкви и святой веры. А потому он, не медля ни секунды, свалил цирюльника с ног двумя могучими ударами и спокойно продолжал делать свое дело.
Но на крик цирюльника прибежали еще несколько человек, среди которых были два полевых сторожа с саблями и карабинами. Увидев их, сапожник вообразил, что это стражники, пришедшие арестовать его, и отчаянно бросился на более рослого из них.
Сторожа не понимали, что происходит. На них градом сыпались удары. Когда же наконец старший из них по званию смекнул, что имеет дело не с местным жителем, а с чужаком, он отбежал на несколько шагов, взвел курок своего ружья и выстрелил.
Пуля пробила сапожнику грудь. Он зашатался, упал, рванулся встать, но упал снова. Небо померкло у него в глазах...
Цирюльник, который в последнюю войну был помощником у полкового хирурга, при звуке выстрела бросился бежать, но, увидев, что его противник лежит на земле, вернулся, чтобы осмотреть рану.
Сапожник узнал своего врага. Он напрягся и сделал последнюю попытку подняться, но сумел только слегка шевельнуть рукой.
- Лежи и не двигайся, - сказал цирюльник. - Я лекарь и худого тебе не сделаю. Твои дела и так плохи...
Сапожник это и сам чувствовал. Из его раны лилась кровь, ему было больно дышать. Он сознавал, что сейчас умрет, а Антихрист остается жить и восторжествует на этом свете... И глубокая горечь охватила его: эти люди в своей слепоте и непонятливости помешали ему одолеть противника самого Бога. Перед его угасающим взором встало зло, воцарившееся в мире. Весь свой гнев и все свое горькое разочарование он выплеснул в последних словах - очень немногих, ибо говорить ему было трудно.
- Ты... и вы двое, там... - прохрипел он, поочередно указывая на цирюльника и на сторожей, - и прокурор, и начальство... и король... Вы все ослы... стадо ослов!
После этого он вытянулся, выплюнул сгусток крови и умер.
Когда через час с виноградника вернулась домой жена, мертвый сапожник все еще лежал перед ее дверью. Сначала она подумала, что это просто прохожий, которого поразил солнечный удар. Ибо лицо его было худым и осунувшимся, да и бороду ему в тюрьме сбрили. И она возмутилась на людей, оставивших его в таком жалком состоянии на солнцепеке, и побежала в дом принести воды.
Лишь когда она увидела его коричневые, изрезанные руки, и две пробоины среди зубов в оскаленном рту, и шрам на подбородке, и серебряное кольцо в левом ухе, она узнала своего мужа - и с воплем упала на его холодное тело.
* * *
Тринадцать лет спустя, в июльский полдень 1756 года, в Корлеоне заехал ученый аббат дон Ливио ди-Креди, служивший у кардинала Реццонико. Он направлялся во францисканский монастырь святого Илии, в ораториуме5 которого нашли некую греческую рукопись. В Корлеоне он прибыл в состоянии душевного смятения и страха, ибо незадолго до того пережил скверное приключение.
Дорога проходила мимо развалин античного храма, которые в народе звались gli grottoni6. Они располагались в стороне от дороги, среди зарослей пробкового дуба, терновника и диких маслин. Аббат велел остановить коляску и сошел, чтобы осмотреть большие гранитные плиты и остатки мраморной облицовки. И тут к нему с угрожающим видом приблизились трое бродяг, очевидно, с намерением ограбить проезжего.
Напуганный до полусмерти, он едва успел добежать до своей коляски. И теперь, когда он въехал в Корлеоне и был в полной безопасности, его все еще угнетало воспоминание об этом случае. А поскольку его коляска еще и была немного повреждена в пути, он решил не ехать дальше, а дать отдых себе, кучеру и лошадям. Он сошел у гостиницы "Дружба", которая считалась лучшей в городке.
Хозяин сразу же побежал на кухню, чтобы лично заняться ужином, ибо таких почетных постояльцев ему доводилось принимать редко. Аббат остался один в хозяйской комнате. Он сидел у окна, прихлебывая из чашечки сухое вино. И пока он наблюдал оживленную суету на рыночной площади, к нему возвращалось чувство безопасности и покоя. Несмотря на свое приключение, он был даже доволен, ибо полагал, что в одном из обломков храма опознал остатки мраморной статуи Кибелы.
Хозяин вернулся с очень миловидным мальчиком лет тринадцати, и они вместе стали накрывать на стол. Аббат с удовольствием наблюдал за юным красавцем. Потом он сообщил хозяину о своем намерении еще раз побывать в grottoni и попросил дать ему двух крепких парней-провожатых.
- Мой работник завтра поутру повезет в город пустые бочки из-под вина, - извинился хозяин. - Но до grottoni вас может проводить вот этот мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19