пойдем-ка по домам и посидим за столом. Чего еще ждать? В гостинице "У крови Христовой" сегодня будет яичница с ветчиной и капустный суп. Пошли, выпьем!
Он взял Эглофштейна под руку, и мы гурьбой двинулись в город, оставив Гюнтера при укреплениях.
Но когда мы миновали люнет "Mon Coeur", Эглофштейн не удержал своих чувств: он взял меня за плечо и указал назад.
- Видели, какой фанфарон, хвастун и трусишка? Сперва захлебнулся от страха, теперь будет нам показывать, какой он молодец!
Мы оглянулись и увидели, как Гюнтер хвастливо прохаживался по брустверу, будто хотел подставить себя всем пулям герильясов. Но он знал как и мы, - что мушкеты герильясов не бьют так далеко, а из орудий они стрелять не станут, пока не получили сигнала от маркиза.
- Я бы хотел, - гневно помахал кулаком Эглофштейн, - чтобы маркизу взбрело именно сейчас заиграть на органе. Вот была бы потеха: мы бы поглядели, как Гюнтер скатится с бруствера и прыгнет в окоп быстрее, чем лягушка в лужу!
Мы пошли дальше.
- А где, собственно, этот орган маркиза? - спросил Донон.
- В монастыре Сан-Даниэль. Я этой ночью установил там особый караул. Там мы и так устроили мастерскую, где мелют порох и начиняют бомбы. Если хочешь, пошли туда, можешь испробовать, как он звучит, этот орган...
Глава X. СОБРАНИЕ СВЯТЫХ
Мы вышли из гостиницы, разгоряченные вином, и, едва очутившись на улице, вступили в спор - чем бы нам заняться до вечера. Донон заявил, что он устал и пойдет на квартиру - почитать и немного вздремнуть. Брокендорф предложил, чтобы Эглофштейн, которому пару недель назад пришли деньги из банка Дюрана в Перпиньяне в счет его доли наследства, сыграл с нами в фараон. Эглофштейн отговорился: у него нет времени, он должен зайти в канцелярию, где его ждут неотложные дела.
Брокендорф был раздосадован и не скрывал от нас, что он ни во что не ставит всю писанину и вообще занятия полкового адъютанта.
- Ни один человек не очинит за день столько перьев, сколько ты изводишь за час! Ты исписываешь лист за листом, а в конце концов все они годятся только торговцу на кульки для корицы, имбиря да перца!
- Если я еще сегодня не распишу задания для вас всех и не оформлю счета, то вы завтра не получите денег, потому что казначей ничего не дает без моего предписания, счетов и ведомости, - объяснил Эглофштейн.
Мы шли, держась посередине улочки, подальше от домов, потому что снег таял и с крыш лилась капель. Кошка играла на солнышке обгрызенной кочерыжкой Воробьи чирикали, ссорились из-за кукурузных зерен. И талая вода хлюпала над нашими сапогами.
На перекрестке узких улиц нам загородил путь мул, который купался в луже, катаясь по земле во всем своем убранстве из колокольчиков и пестрых лент и явно стараясь избавиться от груза седла. Его хозяин стоял рядом, то ругаясь, то пытаясь льстивыми словечками побудить скотину подняться, стегал кнутиком и тряс пучком сухих кукурузных стеблей - короче говоря, на все лады пробовал побудить упрямого мула идти дальше. Мы повеселились, наблюдая эту нелепую сцену, потому что скотина обращала на усилия хозяина не больше внимания, чем на кашель блохи или вопль какой-нибудь вши.
И вдруг Донон громко вскрикнул от изумления: мы увидели Монхиту, которая спешила мимо, не замечая нас.
Она несла корзиночку, а в другой руке держала веер и поигрывала им на ходу. На ней была мантилья, а волосы покрывала тонкая шелковая вуаль. И когда она, подобрав мантилью и открывая платьице с фартуком, переходила лужу на цыпочках, мне опять на миг показалось, что я вижу Франсуазу-Марию, которая не удостоила меня взглядом лишь потому, что я уже давно - ах, целый год! - не бывал у нее...
- Теперь она бежит домой, - сказал Эглофштейн. - Несет отцу остатки обеда полковника. Я думаю, она это делает каждый день...
Мы обошли упрямого мула с его хозяином и медленно зашагали за Монхитой.
Мы обрадовались, что случай свел нас на улице с прекрасной возлюбленной полковника, и решили заглянуть в живописную мастерскую дона Рамона и - под предлогом осмотра его картин или даже покупки какого-нибудь архангела либо апостола - продвинуть наши дела с Монхитой.
Правда, Брокендорфу не понравился такой план, и он по дороге разразился упреками и даже угрозами.
- Я вам сразу говорю, - ворчал он, - я-то не куплю никакого Епифания или Порциункула, хоть бы их уступали за два гроша. По мне что картинки святых, что тыквенные листья - одинаковая польза... На этот раз мне не стоит поступать, как тогда, в Барселоне, когда я ради вас и одного смазливого личика забрел в жалкий трактир, и мне пришлось вылакать четыре литра скверного капского вина только из-за того, что вам захотелось строить куры племяннице хозяина...
Мы вошли в мастерскую дона Рамона. Та, ради кого мы пришли, была в комнате; она бросила мантилью на стул и выставляла блюда с холодным жарким, хлебом, маслом и сыром. Из-за своих холстов вышел хозяин и поклонился нам в той же комичной, церемонной манере, которую мы уже знали; он был явно удивлен нашим приходом.
Мы объяснили, что хотим выбрать что-нибудь из его картин, и он обрадованно и весьма вежливо пригласил посмотреть их.
- Мой дом - ваш дом. Оставайтесь, сколь вам угодно, и устраивайтесь поудобнее!
В мастерской были еще два человека - правда, весьма своеобразных: молодой человек с простодушным лицом, неподвижно стоявший, подняв руки к потолку, словно каменный серафим; было видно, что рукава его куртки крайне коротки и едва прикрывают ему локти. И старуха, которая сидела рядом с ним на креслице, заломив руки, словно в отчаянии; на ее лице застыло выражение скорби, и она беспрерывно вертела головой, как утка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56