Но вот окно затворилось, и небесное видение исчезло. Еще с минуту Безымянный стоял, словно скованный властью колдовских чар, а потом бросился бежать не оглядываясь.
Он убегал от собственных безумных мыслей, но они не давали ему покоя ни этой ночью, ни все следующие дни, когда он катал свою тачку к известковым печам и обратно к карьеру. Как близко была она от него! Ее образ не покидал его ни на миг.
Разве не прожили они в любви и согласии целых семь лет? Их любовь была так велика, что она никогда не сможет простить ему, что он покинул ее — покинул, чтобы ее же и защитить. Да, он лгал ей, он обманывал ее все эти семь лет. Но если теперь он признается ей во всем — неужели, несмотря на ужасное потрясение и горечь, она не найдет для него слов утешения? Но если она увидит знак отверженных у него на лбу — не проклянет ли она его в ужасе, не бросится ли прочь как от прокаженного? Что тогда останется ему?
Смятение поселилось в его сердце. Он твердо сознавал лишь одно: он не сможет долго выносить такую жизнь.
Вечером он решил пойти к ней, открыться во всем и сказать то заветное слово, которое носил в душе все эти семь лет.
Но этого не случилось. Судьба не допустила.
Когда в ночных сумерках Безымянный лез на скалу, из-под его ноги сорвался увесистый камень. Он поскользнулся, мгновение висел на вытянутых руках, а потом с большой высоты полетел на камни.
Он лежал внизу с перебитыми костями рук, ног и позвоночника и был не в силах ни пошевелиться, ни закричать. При каждом вдохе все его существо заливала огненная волна боли.
После полуночи мимо проходил охранник с фонариком. Заметив Безымянного, он спросил:
— Откуда ты тут взялся? Что с тобой?
Безымянный слабо шевельнул пальцем в направлении скалы.
— Ты хотел бежать? — сердито спросил охранник. — Ну что ж, раз так, то ты получил по заслугам.
Он осветил фонарем лицо Безымянного. На щеках и губах у того виднелись синеватые тени близкой смерти. Поставив фонарь на землю, охранник сказал: — Лежи смирно и не шевелись! Я сейчас позову фельдшера!
Безымянный знал, что с ним все кончено и никакой фельдшер ему не поможет. У него было одно-единственное желание. Кто-то должен сообщить его дочурке, что ее отец умер. Нельзя, чтобы ребенок думал, будто он забыл о ней. И он принялся беззвучно твердить «Отче наш», надеясь, что хотя бы в этом Бог поможет ему.
— Не надо фельдшера, — прошептал он, услышав приближающиеся шаги. — Позовите священника…
Шаги зазвучали совсем рядом, потом вновь удалились, а потом он с трудом открыл глаза и увидел склонившуюся над собой фигуру в коричневой рясе.
Он сделал слабую попытку приподняться.
— Отец мой! — прохрипел он. — В моем сердце накопилась память о многих злых делах… Я хочу исповедаться…
— А, так это ты, атаман! — услышал он знакомый голос. — Вот так встреча! Ну что, приятно тебе лежать в грязи, разбитому, как святой Стефан? Приготовься к смерти, атаман, у тебя осталось очень мало времени!
Безымянный опустился на спину и бессильно закрыл глаза. Он узнал этого человека: то был беглый монашек Фейербаум. Он прекрасно знал цену такому «исповеднику».
— Прощайся с миром! — наставлял его беглый монах. — В нем все — обман, и радости его ничтожны. Но скажи, куда ты дел свои деньги, где зарыл свое богатство? Да ладно, не возьмешь же ты его с собой в вечность!
Едва разглядев рожу Фейербаума, Безымянный понял, что ему придется умереть без исповеди. Его прежнего подручного интересовало только одно — где можно было разжиться гульденами и дукатами, которые когда-то пошли в долю атамана.
— Смотри, атаман, как бы тебя не поглотило адское пламя… Не будь же таким упрямым и непреклонным! — увещевал его между тем мерзавец в рясе. — Пусть твое золото послужит еще одному человеку на земле, а тебе оно уже не нужно. Отвратись от него, и душа твоя воспрянет в небеса, как жаворонок поутру!
Атаман слабо усмехнулся.
— Что, хочешь сыграть с дьяволом?! — бросил ему Фейербаум. — Сделай доброе дело хотя бы в свой последний час, скажи, где ты зарыл свои деньги, и дьявол отступит от тебя, а Господь протянет длань спасения!
Безымянный молчал.
— Ах так! Ну тогда ступай в бездну! — злобно заорал расстрига. — И пусть десять тысяч чертей мучают там твою поганую душу!
Умирающий уже не слышал его. Над ним молча склонилась другая фигура — ангел с мечом из давнишнего сновидения.
«Это ты? — произнес Безымянный, не шевельнув губами. — Выслушай меня! Я часто думал о смысле того видения о суде Господнем, но я не мог понять, это было слишком трудно для меня… Теперь я, кажется, понимаю. Ты тогда молился за меня, так сделай это и сейчас. Я хочу одного: пусть моя дочь, моя милая кроха, не подумает, будто я ее предал, когда я перестану приходить к ней. Ты ангел, ты все можешь, так скажи ей, что я умер… Пусть она поплачет и утешится — ведь все на земле рано или поздно умирают, — но пусть она не думает, что я забыл ее. Я не хочу этого. Я очень хотел искупить мои грехи… Пусть она читает „Отче наш" в мою память…»
Ангел смерти поднял свой светлый взор к звездам. Долгое время он стоял, подобный невесомой тени, а потом, не глядя, коснулся лба атамана и опустил к нему свое строгое и доброе, свое всепрощающее лицо. И тогда свет навеки погас в глазах Безымянного.
На следующий день, около полудня, в имение Торнефельдов прискакал шведский офицер с рукой на перевязи и рассказал домочадцам о битве под Полтавой, где свежая армия царя Петра неожиданно пришла на выручку крепости и в жестоком трехчасовом бою наголову разгромила шведское войско. Раненый король бежал, за ним потянулись те, кто остался в живых (почти все они потом сдались Меньшикову у Переволочной на Днепре).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61