Не мешкая подруга дала мне возможность посвятить ее в искусство воровства. Первый раз в одном торговом доме прямо у нее на глазах я присвоила тюбик ярко-красной губной помады. Но ей понадобился мужской галстук. И я прихватила из вертушки с образцами целых два галстука в изысканную полоску, после чего мы начали носить свою добычу прямо в школе. Матери я что-то там наплела про «брата Коры», а Кора сделала то же самое у себя дома. Таким манером мы начали мало-помалу одеваться более индивидуально. Прикиды для тинейджеров нас никак не привлекали, наша одежда должна была носить отпечаток чего-то необычного. Мы обзавелись подтяжками и длинными кальсонами, профессиональной одеждой мясника и траурными нарядами.
Как-то раз в музее открылась выставка китайского фарфора. По этому поводу отец Коры произнес речь перед приглашенными, нам же предстояло изображать благовоспитанных девочек, разливать шампанское, обносить гостей рогаликами из слоеного теста, а также бутербродами с лососем.
Я вполуха внимала речам наполненного культурой и шерри отца Коры.
«Селадоновая зелень китайского фарфора» – вот те единственные слова, которые гудели у меня в голове. Что это за зелень такая? Кора продемонстрировала мне несколько квадратных и круглых блюд, покрытых молочно-белой и непривычной серо-зеленой глазурью с орнаментом, в эту глазурь я тотчас влюбилась очертя голову.
– Кора! Я ужасно хочу это блюдо.
Подружка кивнула в ответ. Без промедления, без колебаний:
– Подожди, пока народ разойдется. А мы поможем убрать со стола.
Вот каким путем в моей убогой комнатенке оказался предмет старинного фарфора с врезанным под глазурью изображением дракона (периода династии Сун). Мать не обратила на этот бесценный раритет никакого внимания, ибо он был столь благородным, таким изысканным, что непривычный глаз его просто не замечал.
Украсть блюдо оказалось нетрудно. Директор музея был другом отца Коры. К концу осмотра, когда в музее остались лишь сливки избранного общества, он отпер дверцы витрин и собственноручно извлек оттуда несколько прелестных вещиц, с тем чтобы обратить внимание заинтересованной публики на ряд экспонатов.
К тому времени, когда мы начали собирать пустые бокалы из-под шампанского, народ столпился вокруг профессора и директора.
Когда я вынимала блюдо из витрины, Кора заслонила меня. Мы поставили на блюдо четыре бокала из-под шампанского, и Кора, не таясь, мимо всех гостей вынесла этот миниатюрный поднос в подсобное помещение, где была раковина и хранились бутылки. Я заблаговременно подшила к изнанке своей «слоновой» накидки отстегивающийся карман, который легко принимал трофеи моих разбойных походов. Потом мы собрали оставшиеся бокалы, ополоснули их в соседней комнате и откланялись. Отец Коры с отсутствующим видом помахал нам. «Jeunesse doree», – промолвил директор музея. Сам же профессор щедро наградил нас за обслуживание, ибо предполагал, что сама по себе выставка нас ни капельки не интересует.
Кора рассказала мне, что отсутствие блюда было обнаружено ассистентом два дня спустя. Поднялся ужасный шум. Полиция и представители страховой компании принялись за неофициальное расследование, ибо, учитывая высокий статус гостей, никакие подробности не должны были просочиться в печать. Розыски велись на основе списка приглашенных, а про меня и Кору даже и не вспомнили. В конце концов подозрение пало на китайского атташе по вопросам культуры, в неподвижных чертах которого якобы можно было углядеть некое содрогание, когда он услышал, что все китайские сокровища были заимствованы из лондонских и берлинских музеев. Причем дело явно провернул профессионал, ибо речь шла о блюде под селадоновой глазурью, особенно изысканном и древнем экспонате, который не произвел бы на профана никакого впечатления.
– Ну и вкус у тебя, – заметила моя подружка, – я бы скорее взяла блюдо цвета бычьей крови. Впрочем, все это чисто теоретический разговор, ведь не могу же я водрузить подобное блюдо на подоконник, как ты!
Дело кончилось тем, что страховая компания отвалила изрядную сумму музею Виктории и Альберта, а жена китайского дипломата спустя два дня после моего проступка вылетела в Пекин, что и сочли подтверждением их вины.
Впрочем, это блюдо принесло мне беду.
Началось все к двадцатилетию Карло. День рождения пришелся на субботу, а матери как раз на выходные выпало дежурить в доме для престарелых. Она хотела было поменяться дежурством с одной сослуживицей, чтобы не работать в день рождения своего любимца, но этому воспротивился сам Карло. Он, мол, больше не ребенок, для которого мамочка печет пирожные, с него будет вполне довольно, если вечером они вместе выпьют по рюмочке вина.
Короче, мать ушла на работу, а Карло решил воспользоваться ее отсутствием, чтобы устроить небольшой праздник. Это и вынудило его – как я тогда полагала – посвятить меня в свой замысел. Он, Карло, хотел устроить ужин для нескольких друзей, а я чтобы пригласила Корнелию. Лишь много позже я сообразила, что всю эту петрушку он и затеял ради Коры.
Утром Карло послал меня за покупками, дал список и деньги. Новые правила игры – Карло обращался со мной так приветливо – на первых порах мне понравилось, хотя и ненадолго, и я послушно отправилась за покупками. Купила на его деньги испанское красное, белый хлеб, сыр, виноград, рыбу, потом по собственной инициативе украла паштет из гусиной печени, икру и шампанское. Совершить эту грубую ошибку меня побудили энтузиазм и уже укоренившаяся привычка. Подходя к дверям нашей квартиры, я сообразила, что разбирать покупки при Карло никак не следует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12