«Что, и она тоже будет здесь спать?» – спросил он сам себя. Ему не хотелось женщину. Вероника могла без всяких опасений лечь рядом с ним. На мгновение у него появилась мысль что она хочет проверить его, не захочет ли он взять ее силой, а тогда, наверное, они расстанутся навсегда.
Он раздевался, когда в спальню без стука вошла Вероника. Юзеф Марын стыдливо заслонился брюками, но она даже не посмотрела на него. Подошла к шкафу и вынула ночную рубашку. Тогда он разделся полностью и быстро залез под перину.
Она начала расстегивать пуговицы платья, потом сняла с себя белье, и он увидел ее обнаженной. Красивыми, гладкими были ее смуглые плечи. Как гармонически двигались ее лопатки, четко и прямо обозначался позвоночник. Она натянула через голову почти прозрачную рубашку и села перед зеркалом. Из ящичка достала щетку для волос.
– Кто-то поджег лесопилку, но ее уже отстраивают. Говорят, что это Стемборек, но это не правда. Стемборек получил семенную плантацию и дом Кулеши. А я получила развод.
Она расчесывала перед зеркалом свои черные волосы и рассказывала новости, словно жена вечером своему мужу, перед тем, как лечь спать. Ни следа беспокойства в голосе, ни следа стыдливости, стеснения. Словно бы это продолжалось между ними с давних пор. Словно бы у нее не была искалечена душа, словно она не чувствовала отвращения к мужчинам, словно бы она забыла, что убежала от него с криком.
Ему захотелось смутить ее спокойствие, и он сказал:
– Ты не обижена на Хорста, что он подарил мне тебя, как кобылу?
– Нет. – Она слегка пожала плечами.
– Почему?
– Он подарил тебе дом и сад, кобылу, собаку и меня. Это то же самое, как если бы он подарил нам тебя.
– Не понимаю…
– Ну да. Ведь если я принадлежу тебе, то и ты принадлежишь мне. Я этого хотела. Страшно хотела, чтобы ты принадлежал мне.
– А ты знаешь, что означают такие слова?
– Да. Это от тебя я в первый раз услышала слова о любви большой, чистой и настоящей. Из-за этого распался мой брак, я поняла, кто я и чего хочу.
«Она такая же безумная, как Хорст Собота», – подумал он.
Она погасила свет, легла рядом с ним на другую кровать. Он не слышал ее дыхания, и какое-то время спустя ему показалось, что он совершенно один… Когда Марын проснулся утром, Вероники в спальне уже не было. Он застал ее в кухне готовящей завтрак.
– Проедусь по лесу, – сказал он Веронике.
Она кивнула головой, и они сели завтракать. Она, однако, не ела, только всматривалась в него. Он знал, что она хочет ему что-то сказать и подыскивает слова.
– Я хочу знать, останешься ли ты здесь, или я должна собирать свои вещи, – сказала она в конце концов.
– Я не знаю, что тебе сказать. Я был очень далеко и пережил очень много. Я уже не тот человек, который приезжал сюда весной. Что-то во мне умерло, а что-то ожило.
– Так же, как во мне…
– Уже нет Хорста, – сказал Марын.
– Это правда. Тут уже не так, как раньше, и уже никогда так не будет. Но ведь здесь твой дом, твой сад, твой пес и твоя кобыла. Хорст объяснял мне, что такого мужчину, как ты, можно удержать, если дать ему женщину. Скажи хоть слово, и я приведу тебе официантку из Гауд.
– Не хочу, – сказал он сердито. – Я уже говорил тебе об этом один раз.
– Хорст собирался поехать в город за красивой женщиной для тебя. За такой, каких ты любишь. Я могу это сделать за него.
– Не нужно. Я когда-то хотел пережить любовь большую, чистую и настоящую. Но это были только фантазии. Нет такой любви, и, уж наверное, ее не могут дать шлюхи.
– Твоя бывшая жена Эрика рассказывала, что у тебя в жизни были сотни женщин. Что ты вообще ничем другим не занимался, только женщинами.
– Ерунда. Впрочем, это было давно.
– У тебя есть какая-нибудь женщина?
– Нет.
– А отчего ты не взял меня этой ночью? Я лежала рядом с тобой и ждала этого. Ты брезгуешь или презираешь меня, потому что знаешь мою тайну.
– Ты красивая и привлекательная. Разве тебе в голову не пришло, что я не хочу причинять тебе боли?
Она пожала плечами.
– Женщина создана для боли. Ты тоже произошел из боли твоей матери. Она говорила тебе, как кричала, когда тебя рожала?
– Это совсем другое.
– А может, и я хочу кричать от такой боли? Я решила, что рожу от тебя ребенка.
– Это невозможно.
– Почему?
– Ты избавилась от ребенка.
– Потому что его породила ненависть.
– А сейчас?
– Я не чувствую к тебе ненависти. Я искала тебя по всей стране и ждала тебя. Я хочу родить от тебя ребенка. Он родится от любви большой, чистой и настоящей.
– Ты веришь в те глупости, которые я когда-то говорил?
– А ты? Признайся, что ты просто боишься любви. Ты привык к шлюхам.
– Знай, что я перестал быть мужчиной. Я пережил тяжелые времена, от меня остались обрывки человека. У меня невроз, который не позволяет мне делать то, что должен делать мужчина. Когда-нибудь это пройдет. Но сейчас оставь меня в покое.
Он отважился посмотреть на нее и увидел, что суровое лицо Вероники внезапно словно бы прояснилось. Никогда он не видел ее такой красивой, с раскрытыми, как для поцелуя, губами, с глазами, которые, казалось, каждым взглядом стараются нежно его обнять.
Она сложила руки, как для молитвы, а потом закрыла ими лицо, чтобы он не догадался, какое счастье ее переполняет.
– А ты знаешь, – тихо начала она, – что я теперь люблю тебя в сто раз сильнее? Любовью большой, чистой и настоящей. Ты кажешься мне таким близким, словно бы ты стал мной. Да, это возможно, что мы – это одна душа, как муж и жена. Если бы ты ушел, ты бы убил меня или я убила бы тебя. Не бойся меня. Мы вместе будем счастливы, как никто на свете. Связанные любовью, которую ничто не в силах замарать.
– Это от нездоровья, Вероника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98