- Знаете... - Евдокимов вспомнил приказ "маски". Защемило, кольнуло, стало вдруг искренне жаль этого хорошего, честного, в общем, человека. Поедет он сейчас и...
- Не ходите на эту гору, - сказал горячо, с искренним сочувствием. Не ходите! Ничего хорошего не выйдет...
- Это предчувствие? - насмешливо улыбнулся Мищук. - Не трудитесь, я все равно поеду. Небось сон видели?
Стало все равно. Ниточки свяжутся, веревочка завьется, канат этот никто не перетянет. Пускай едет, у всякого своя судьба.
- Сон... - кивнул грустно. - Медведя в цирке видел. Упал медведь, его и пристрелили...
- Ништяк1, как выражаются мои подопечные. Мы еще обмоем успех Сыскной полиции. Я ведь знаю: господин Кулябка2 вам как бы родственнее, - и удалился, твердо ставя ногу.
Ждать возвращения Мищука не стал - ясно, что он, бедный, там найдет. И во что выльется находка. Хороший человек. Но и хорошим людям изменяет чутье - в самый неподходящий момент.
Но спасти хотел искренне. И, может быть, в первый раз за годы службы ощутил где-то внутри теплое чувство: осталось кое-что в душе и в сердце. И это хорошо. Обнадеживает это.
Мищук не сразу бросился по следу, на Юрковицу. Видимо, ощущал неудобство неясное или предчувствие дурное одолело - решил перестраховаться и показать Луку Приходько свидетелю. Эта категория лиц, проходящих по любому уголовному делу, как правило, пуста, суетна и бессмысленно отнимает время у розыскных органов. Но Мищук надеялся на удачу...
О печнике Ященко на Лукьяновке стало известно сразу же, как только поползли слухи об исчезновении Ющинского. В пивных и на улице, на трамвайных остановках и в лавочках говорили примерно одно и то же: есть человек, который видел убийцу. Осведомители немедленно сообщили в полицию, Ященко был установлен. Приехав на Лукьяновку, Мищук приказал доставить в комнату городовых на Богоутовской незадачливого печника и держать наготове в тюремной карете подозреваемого Луку Приходько.
Когда в дверях появился перепуганный насмерть человечек с желтым нездоровым лицом записного алкоголика, Мищуку стало неуютно. Ниточка, судя по всему, рвалась, не начавшись, и, хотя к такому повороту событий долгая служба в Сыскной давно уже приучила, - искренне огорчился. Слишком уж неоднозначным, туманным и страшным обозначилось вроде бы совсем попервости обыкновенное дело...
- Ты Василий Ященко? - спросил строго (должен понимать - не пиво пить пригласили).
- Так точно, - кивнул. - Печники мы. Значит.
- Что знаешь по данному делу?
- Как есть... На духу, значит... На исповеди...
- Не мельтеши. Коротко.
- Ничего.
- Шутки шутишь? - обиделся Мищук. - Ты человека видел? Если да какого, где, когда?
- Людей мы, вашскобродь, кажный день имеем в достатке, все печи кладут... - усмешливо хмыкнул. - Вы вопросы задаете исподволь, перехитрить желаете... А вы- прямо. Я, значит, прямо и отвечу: видел. Эслив мальчишку нашли двадцатого, то, стал быть, дней за шесть, может, туда-сюда прикиньте день-другой, шел я из пивной, но вполне в себе, по Нагорной. Прошел Марра, Лубенского и Соколова - усадьбы, значит, и иду себе как бы по усадьбе Бернера...
- Что значит "как бы"? - перебил Мищук. - Излагай точно.
- Как бы - это оттого, вашскобродь, что забора на ей нету. Я вам и обозначил: как бы. Вот. А впереди, шагов пятьдесят - человек. Пальто черное, брюки тоже, белый канше...
- Кашне?
- Оно. Волосы черные, усы черные, затылок выдающийся. Это даже из-под черной его шляпы наблюдалось хорошо. Потом он ушел направо, в лес, как бы в сторону пещер. Когда мальчик сник - я и связал одно с другим.
- Наблюдательный... - хмыкнул Мищук. Василий ему не нравился.
- А как же... - обрадованно распялил Ященко рот.- Мы, ста, де, значит...
- Сейчас выйдем на место. Там, где ты видел затылок этот, - пойдет человек. Вглядись. О впечатлениях расскажешь.
Двинулись пешком - благо совсем рядом. Ященко кутался в свое худое пальтецо, ежился и покашливал, преданно заглядывая в глаза Мищуку. Городовые курили на ходу, негромко о чем-то переговариваясь. "Дохлое это дело..." - уловил Мищук. Остановился.
- Почему, вахмистр?
- Что ж, господин начальник, не понимаете? - с обидой посмотрел городовой. - Евреи это и сделали, а вы нашего, православного человека ведете яко татя... Нехорошо.
- Да ты откуда знаешь, что евреи?
- Говорят. А зазря, считайте, не скажут. Народ - он завсегда знает правду...
- Здесь я увидал... - объявил Ященко, останавливаясь у забора, разделяющего две усадьбы. - А тот - он по тропинке этой среди кустов шел, тамо еще яма впереди...
Накрыв Луку Приходько мешком, городовые провели его на указанное печником место.
- Ты отвернись, - распорядился Мищук и крикнул:- Открывайте его, и пусть идет!
Ященко всмотрелся:
- Так... По обличью... По фигуре... По росту... Он. Как бы ус торчит, как и тогда торчал... - Посмотрел на Мищука. - Господин начальник, я - за справедливость! Мне без надобности - жид, русской, татарин али немец какой... Он это. Пишите в протокол, я подписываюсь!
Выслушав красочный рассказ Евгения Францевича, Евдокимов совсем помрачнел.
- Как знаете... А я вас - предупредил.
Театральная это все постановка, обман... А Мищуку очень хочется повернуть дело в благую сторону, чтобы невиновные люди не пострадали, пусть и евреи... Слепой ведет слепого, и оба упадут в яму... Сказать ему, что Ященко этот наверняка подставлен? Ведь кому-то очень нужно свалить единственного честного человека. Кому-то... Нетрудно догадаться... От кого исходит весь этот идиотский театр... Но ведь догадка - не доказательство, догадкой не убедить никого. "А я хочу кого-то убедить? - спросил себя с некоторым недоумением и испугом. - Мне что же, больше всех надобно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88