И ни разу они не сказали друг другу худого слова. Она без конца поминает своего Гарри: Гарри то да Гарри это, будто он божок какой, а не обыкновенный маленький человечек, который продает таблетки, и те не Бог весть что. А каждое утро, когда он уезжает на работу, она топает к машине и целует его на прощание. Если есть в ком-нибудь из нас женственность, так это в ней.
"Если только не..."
– Нет, это уж совсем смешно, – повторила миссис Мэлверсон слабым голосом. – Мне должно быть стыдно за такие мысли.
Когда они подъехали к четырехэтажному дому Тьюри в предместье Вудлон, Нэнси вышла на порог встретить их. Выглядела она усталой и заплаканной, но бодро сказала:
– Привет, Гарри! Ральф, а где Билли? Разве он не зайдет выпить рюмку?
– Сегодня нет, – ответил Тьюри. – Жена его простужена, он хочет поехать домой и тоже схватить простуду, чтобы у него был повод поплакаться.
– Нашел время шутки шутить.
– А я серьезно.
– Как отговорка – недурно. Гарри, где ваш чемодан?
– В машине. Где бы она ни была.
– Телма оставила ее на подъездной дорожке. Вот ключи. Идите за чемоданом.
– Я не могу остаться у вас. Итак уже достаточно...
– Ерунда, вы прекрасно устроитесь на веранде с солнечной стороны. Сейчас как раз такое время года, когда ею можно пользоваться. Не замерзнете и не задохнетесь. Ну, как вам нравится мое предложение?
– Что ж...
– Конечно, вы останетесь. Как в добрые старые времена, когда вы еще не были женаты...
Бестактность Нэнси иногда бывала такой же ошеломляющей, как и ее гостеприимство, и Гарри молча стоял в смущении от одного и другого, глядя на ковер, затоптанный детьми и местами прохудившийся до набивки.
Нэнси мягко коснулась его рукава.
– Я нет-нет да и скажу что-нибудь не то, – сказала она извиняющимся тоном. – Проходите. Обед для вас готов. А за чемоданом Ральф сходит попозже.
Детей она уже накормила и отослала наверх поиграть во что хотят, и двое мужчин остались одни за старомодным круглым дубовым столом в кухне. Оба были озабочены и сильно проголодались, так что во время еды слышались только звуки, доносившиеся сверху: громкие или приглушенные голоса, быстрый топот ног, визг, хихиканье, сдавленные крики, а то и вопли.
В забавах детей было что-то лихорадочное, будто они узнали, что случилось нечто странное, таинственное и пугающее, и пытались заглушить эту новость истерическим весельем. "Дядя Рон умер, – спокойно сказала им Нэнси. – Если у вас есть вопросы, я отвечу на них, как могу". Это было все равно, что спросить учеников начальной школы, есть ли у них вопросы об устройстве водородной бомбы. Вслух не было задано никаких вопросов.
Смерть. Священное и в то же время зловещее слово, начало и конец, небо и ад, золотые кущи и огонь преисподней, ангелы и демоны, райское блаженство и кипящая сера. "Если у вас есть вопросы..."
Шум на третьем этаже становился все громче и беспорядочней. Его пронзил острый, как скальпель, голос Нэнси:
– Да что это вы тут затеяли? Эвис! Сандра! Вы слышите меня?
Внезапная полная тишина, будто всех четырех одновременно усыпили.
– Я жду ответа. Что вы тут делаете?
Звонкий девчоночий голос вызывающе произнес:
– Ничего.
– По шуму не похоже, что ничего.
– Все равно ничего.
– Хорошо, тогда, пожалуйста, делайте это потише.
Шепот. Прерывистое дыхание. Робкое хихиканье. И наконец девочки негромко запели:
Дядю Рона похоронили,
В воскресном костюме лежит он в могиле.
Дядю Рона похоронили...
Слова песни донеслись до кухни, Гарри вздрогнул и побледнел.
– А я проспал.
– Что ты проспал?
– Похороны Рона.
– Неважно. Кстати, варварский обычай.
– Телма была?
– Да.
– Не произошло никакой неприятной сцены? Я хочу сказать – у нее с Эстер.
– Настоящие леди, – немного насмешливо сказал Тьюри, – не устраивают сцен на похоронах.
– Я просто поинтересовался.
– Слишком многим ты интересуешься.
– Это верно.
– Пора бы покончить с этим.
– Я знаю.
– Подумай о чем-нибудь хорошем. Ты молод, здоров, знаешь свое дело, у тебя есть будущее.
– Я его не вижу.
– А как ты его увидишь, если закрываешь глаза, а перед тобой маячит Телма? Погляди вокруг. Небо не обрушилось. Город остался на месте. Кровь по-прежнему бежит в твоих жилах. На, выпей портвейна. Один из моих дядюшек прислал мне дюжину бутылок. Ему пришлось выбирать между винным погребом и собственной язвой.
Гарри подозрительно глянул на бокал портвейна и с серьезным видом покачал головой.
– Нет, спасибо. Я не пил всю неделю.
– Почему?
– Боялся, что выпивка помешает мне думать.
– Что-то должно было тебе помешать. – Тьюри пригубил свой бокал и состроил кислую мину. – Ничего удивительного, что старик нажил язву. Забористое зелье. Попробуй.
Гарри попробовал.
– Не такое уж плохое вино.
В кухню зашла Нэнси и попросила мужа подняться наверх, чтобы утихомирить дочерей.
Тьюри продолжал невозмутимо сидеть – как видно эту просьбу он слышал не раз.
– И что, по-твоему, я должен сделать?
– Ну, не знаю. Хоть что-нибудь.
– Говори ясней.
– Не могу. Я знаю только, что если я одна буду сторожить девочек они начнут считать меня великаном-людоедом. И у них разовьются комплексы.
– Ты хотела сказать – великаншей-людоедкой. А комплексы у них возникнут так или иначе.
– Главная заводила – Сандра. Мне хочется так ее отшлепать, чтобы она света Божьего невзвидела.
– Так поди и отшлепай.
– Ты совсем мне не помогаешь!
Тьюри встал, поцеловал жену в левую щеку и нежно подтолкнул к двери.
Вино, кухонное тепло и эта маленькая семейная сцена способствовали тому, чтобы щеки Гарри порозовели. Он крутил в пальцах пустой бокал, держа его за ножку, в глазах у него появился влажный блеск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67