Ты разгромишь там всех идиотов. — Он махнул рукой, похожей на клешню, в сторону окна.
— Да.
— Ты выглядишь усталым, — заметил он. — Нагни голову. — Он стал возиться в карманах ужасного клетчатого халата.
— Позвольте вам помочь, — предложила сестра Боллом.
— К черту вашу помощь. Я сам это сделаю. — Она отошла, резко втянув воздух, а он нашел то, что искал. — Вот. Возьми это. Первый соверен, который я когда-то заработал. Повесь на цепочку своих часов.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— И побей этого типа — Миллстоуна.
— Он опять приставал к тебе?
— Мистер Миллстоун заходил, — сказала сестра. — Он был очень мил с нами, не так ли? Капитан Эгаттер...
— Убирайтесь, черт вас побери! — закричал отец со внезапной силой.
— Хорошо! — сказала она и поспешно удалилась.
Отец вытащил бутылку виски из-под покрытого скатертью стола.
— Этот Миллстоун опять уговаривал продать дом. Сказал, это последняя возможность. — Я не понимал, что он под этим подразумевает. — Наглость свинская. Отправил его ни с чем. Приличное виски, это Чифи принес. Не беспокойся о стаканах.
Его испещренная старческими коричневыми пятнами рука дрожала, когда он подносил бутылку к губам. Он отхлебнул чуть-чуть и передал бутылку мне.
— За Эгаттеров в Пултни!
— За Эгаттеров в Пултни! — повторил я.
— А теперь ступай.
Я потрепал его по плечу — все равно что потрогал скелет.
— Прощай.
Внизу я просунул шнурок от ботинка сквозь соверен и повесил его на шею, чувствуя себя немного глупо, но все же растроганно. Позвонил в контору Брина. Ждал некоторое время, возможно, он был в вертолете.
— Готов к старту, — сказал я.
— Великолепно. — Кроме его голоса в трубке слышался странный подвывающий гул.
— Ожидать ли вас на борту?
— Не во время «Олимпийского треугольника». Но я приеду на океанскую гонку. «Герцогскую чашу».
— Захватите таблетки от морской болезни. Брин засмеялся.
— Я сегодня говорил с Перегрином Эпсли. Он входит в отборочную комиссию. Эпсли считает, что у нас хорошие шансы. И заметьте, он, кажется, единственный, кто так думает.
Перегрин Эпсли был в прошлом подводником, жестким, как старые ботинки, и ужасным снобом.
— Хорошо, мы попытаемся их переубедить, — сказал я.
— Между прочим, я хотел бы получить отчет о вчерашнем происшествии. Мертвые тела. Мне это не нравится. Направьте мне телекс не позже чем завтра.
Усталость в сочетании с виски придала мне злости. Я сказал:
— Нет времени. Если вам нужно, наймите частного детектива. А пока идите вы...
Я еще долго смотрел на трубку, швырнув ее. Боже, Боже, думал я, нервничаешь перед гонкой, Эгаттер. Так не годится разговаривать с владельцем. Затем я решил: ладно, в сравнении с тем ударом, какой я собираюсь нанести его лодке, бросить телефонную трубку — не такое серьезное дело.
Я налил еще «Феймоуз Граус». Ветер срывал лепестки с последних тюльпанов в саду, и вечерняя жизнь Пултни текла по-обычному спокойно. Я чувствовал себя выключенным из нее. Надо было что-то предпринимать. Я знал, что мне хотелось сделать больше всего на свете. Но я не смел.
— Жалкий трус! — сказал я вслух. Затем набрал номер Салли.
Телефон гудел и гудел, я словно слышал его звонок в пустоте ее дома. Я чувствовал себя все более одиноким и все менее готовым выйти в холодное море и перехитрить самых подлых и самых ловких моряков Англии. В таком настроении можно было отправляться только в одно место: в постель.
Я и отправился.
На следующее утро я встал очень рано, по тихим улочкам спустится к набережной и проделал в течение часа тяжелую работу на месте стоянки «Наутилуса», готовя маленький сюрприз на более позднее время дня. Когда я вернулся домой позавтракать, часы на кухне показывали 7.15.
Глава 22
Флаги пришвартованных лодок, готовых к выходу, развевались вовсю, когда я часом позже шел по пирсу, приветствуя знакомых и отмечая про себя тот дух соперничества, о котором свидетельствовала лихорадочная активность команд. Ветер был достаточный для того, чтобы заставить фалы петь, но не стонать. Пять баллов, западный — таков был утренний прогноз. Я все еще ощущал вкус тройного кофе, густого и черного, выпитого за завтраком, состоявшим из трех яиц, ветчины, жареного картофеля, двух тостов с медом и апельсина. Мне не хотелось столько есть, нервы действовали на желудок, сжимая его. Но, если я этого не сделаю, может случиться, что на дистанции я буду испытывать озноб от низкого уровня сахара. Во время гонок и так происходило много непредвиденного, помимо озноба. Не было смысла рисковать там, где этого можно избежать.
На меня многие смотрели в то утро. Взлет, падение и теперешнее неустойчивое воскрешение Чарли Эгаттера представляло собой весьма интересную тему и для участников, и для зрителей, и для прессы и прочих прихлебателей, заполнивших Пултни за два последних дня. Это было неудивительно. Многие, кто не имел другой информации, считали, что Чарли Эгаттер несколько недель назад убил своего брата. А теперь он ставил на карту все, надеясь на довольно-таки старой лодке выиграть яхтенную гонку. Будь я газетчиком, может быть, и я посчитал бы это весьма завлекательным материалом. Но как Чарли Эгаттера меня все это здорово нервировало.
«Колдун» выглядел по-деловому с его красно-золотым кадуцеем — боевым флагом, развевающимся на фока-штаге. Я поднялся на борт последним; я специально так поступил, потому что команда была хорошим коллективом и я хотел, чтобы они чувствовали себя вместе вполне раскованно до моего появления. Увидев Скотто — его повязки не были видны под просторным снаряжением, — я спросил:
— Как ты? — Он посмотрел на меня, словно я сошел с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68