Глупый ты слепец! Ведь он нуждается в помощи. И я хочу помочь ему.
— Так вот почему ты говорил так и в прошлый раз! Но как мне узнать, хочет ли он, чтобы ты отыскал его?
— Включи свои проклятые мозги. — Я начинал злиться. — Во-первых, он пьяница. Потом — он в бегах. И наконец, Эд раскопал так много сведений о людях, желающих, чтобы он замолчал...
— Да я и сам его ищу, — признался Дел.
— Тогда я тебя поддержу.
Он поглядел на меня своими выцветшими серыми глазами и сказал:
— Я сам за себя. Не могу быть уверен ни в ком больше.
— Ну, так скажи мне наконец, где Эд, — попросил я.
— Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал об этом.
— Да что же это ты такой осторожный? — посетовал я.
Он с опаской взглянул на меня.
— Это тебе как владельцу яхты надо быть осторожным, — произнес он. Теперь на его лице появилось выражение самодовольства, что никак не вязалось с отнюдь не процветающими делами его фирмы по продаже морских судов, с непрекращающимся дождем, пережитым кораблекрушением. И я понял, что Дел не очень-то умен, хотя и недооценивать его было нельзя.
— Так где же Эд? — снова задал я вопрос.
— Я не...
— Если ты не скажешь. Дел, я пойду в полицию и расскажу, как ты избил охранника.
— Ты ведь тоже там был.
— Я чист. Я заплатил по счетам. Теперь они интересуются тобой, возможно, это британские власти.
Дел нахмурился и постучал ногой. Потом поднял телефонную трубку и набрал номер. Он держал трубку около уха с минуту и потом положил ее.
— Никто не отвечает, — сказал он. Я встал.
— Давай адрес.
— Хэншоу-стрит, 43, — ответил он. — Небольшой жилой дом, который принадлежит мне. Один из моих маленьких деловых интересов.
И снова выражение самодовольства на лице Дела Бонифейса, человека, у которого широкий круг самых разнообразных интересов.
— Спасибо, — поблагодарил я.
Он пожал плечами:
— Хоть чем-то помочь старине Эду.
Я уставился на него. Адрес я выцарапал с большим трудом, так что при всем желании во внезапное проявление братской любви поверить не мог. Действительно, любопытный парень этот Дел.
Он встал.
— Приятно было встретиться, Джимми, передай Эду мои наилучшие пожелания. — Его серые глаза смотрели в сторону, а рукопожатие было твердым, но липким. Последнее, что я заметил, — это то, что мы с ним одного роста. Дел стоял посреди лужи на тропинке и махал мне рукой.
Глава 22
Когда я выбрался на дорогу А12, дождь перестал и даже проглянуло голубое небо. В Лондон пришло лето: в Риджент-парке и Маленькой Венеции прогуливались люди без рубашек, с открытыми ртами, словно рыбы на мели, задыхающиеся от влажного тепла, исходящего от нагретых солнцем мостовых.
Хэншоу-стрит — длинная улица, застроенная двухэтажными домами. Она шла от дороги М40 на север, к станции Пэддингтон, и добираться до этих мест летом легче всего, если ты передвигаешься на бульдозере.
Тротуары утопали в грязи и были сплошь усеяны использованными полиэтиленовыми пакетами и старыми картонными коробками. Стекла в большинстве окон выбиты, а некоторые вообще заколочены. Я вдыхал ароматы этой улицы из открытых окон «ягуара». Кислый запах грязи, крушения надежд людей и вещей. Запах немытых людей. Ведь чтобы мыться, надо иметь надежду, а надежда была слишком дефицитным товаром на Хэншоу-стрит.
Дом 43 не являлся рекламой для Дела Бонифейса как заботливого домовладельца, скорее наоборот.
На выкрашенной красной краской входной двери проступали пятна зеленого цвета. Лестница сплошь завалена хламом, а окна на первом этаже заделаны гофрированным железом. Я нажал кнопку звонка.
Ни звука не раздалось в ответ. Издалека, с эстакады, пересекавшей автостраду, доносился рев транспорта. Какая-то женщина прошла по улице мимо меня с целой кипой полиэтиленовых мешков, швырнула их на дорогу и побрела дальше, пошатываясь и громко разговаривая сама с собой. Я позвонил еще раз, и снова ответа не последовало.
Я прислонился к дверному косяку и подумал о том, что если Эда здесь нет, то все это топтанье вокруг — пустая трата времени. На моей памяти не было случая, чтобы когда-нибудь я не заставал его дома. Я выругался и раздраженно толкнул пятнистую дверь.
Вдруг она распахнулась, и я вошел внутрь. В доме вонь стояла такая же, как на улице, только более высокой степени концентрации, так что дышать было вообще невозможно.
— Эд! — позвал я.
Ответа не последовало. Двери, расположенные в холле, были помечены потускневшими металлическими номерами и запирались на «американские» замки. Одна из них приоткрылась. В щелке промелькнуло чье-то лицо, совсем древнее, с красным глазом.
— Проклятое дерьмо! — выругалось существо, которому принадлежал этот глаз.
— Я ищу Эда Бонифейса, — осторожно сообщил я.
— Мне нет до этого дела, — ответил голос.
Я пошарил в кармане и вытащил однофунтовую монету. Существо, заметил я, так и впилось красным глазом в эту монету, будто спрут присосками.
— Его нет, — ответил голос.
Я собрался положить монету обратно в карман.
— Но думаю, что знаю, куда он ушел, — снова заговорил человек.
— Куда же? — спросил я.
Дверь открылась. Голос, как оказалось, принадлежал женщине, волосы которой напоминали паклю. На ней был мерзкий цветастый халат неопределенных тонов. Обнаженные лодыжки свисали над задниками домашних тапочек.
— О-о-о! — прошамкала она, и серый язык проскользнул между морщинистыми губами, обнаруживая полное отсутствие даже искусственных зубов. — Что же делать, если мне трудно даже сходить в магазин с моим протезом и вообще... всем остальным.
— Эд Бонифейс, — напомнил я.
— Пачку сигарет и бутылку ликера «Армадильо», — твердо заявила женщина, протягивая засаленную литровую бутылку из-под лимонада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80