— Пошел! — скомандовал я.
И вместо того чтобы повернуть к ветру, как он ожидал, я резко взял румпель на себя и направил лодку по длинной дуге, ускоряя ее ход. Лодка под рокот воды летела по волнам, вместо того чтобы зарываться в них. В конце этой дуги мы переставили парус, не теряя скорости, которая в конце этого лихого маневра достигла двадцати узлов.
— Ну-ка, покричите ему!
— Эй, право на борт! — заорали Нодди и Слайсер. Острый как бритва нос яхты Поула отвернул в сторону, и он дал нам пройти. Я слышал, как он ругался, когда я взял круто в бейдевинд. Руль поднял массу пены при резком повороте. Теперь уже мы были между ним и линией старта, контролируя его поведение. Я посмотрел на него. Его лицо было ужасным. Он отвернулся и сплюнул за борт.
— Успокойся, ты! — сказал Скотто достаточно громко, чтобы он слышал.
Мы стартовали, опережая их на три четверти корпуса лодки, идя правым галсом. Три четверти корпуса было не так много, но и не так уж мало, потому что, идя на первой части дистанции против ветра, мы не только были все время между Поулом и буем, но и портили своими парусами ветер для него.
Завихренный ветер стал причиной того, что его скорость упала, и он начал отставать. Я видел, как на его парусах заиграли солнечные зайчики, отраженные от воды. Потом я уже не смотрел ни на что, но прекрасно знал, что сейчас произойдет.
Обернувшись, я увидел, что Поул привстал и, чтобы не дать мне возможности рассмотреть положение его румпеля, прикрыл его своим телом. Его левое плечо двинулось. Я улыбнулся, увидев растерянность на его лице. Но он опоздал с этим.
— Он пошел, — сказал Чарли, не разжимая губ.
Я слышал, как на его яхте подняли дополнительный парус, и они сменили галс. Но я тут же переложил руль и сделал то же самое.
Он этим ничего не добился, и его главный парус был по-прежнему в вихревой струе от наших парусов.
— Следи за ним, — снова пробормотал Чарли сквозь зубы.
Я и не спускал с него глаз. Когда вы идете в парной гонке позади и против ветра, ваше верное спасение может быть в том, чтобы уйти из-под прикрытия лидера и пойти самостоятельно. Единственный способ проиграть для лидера — это выпустить соперника из своего прикрытия.
Мы не выпустили его.
Пот выступил у меня на лице, когда наветренный буй, эта огромная пластиковая бутылка, стал прорисовываться все яснее. Мускулы наших рук были словно завязаны узлами, а голова распухла от мелькания солнечных бликов на воде.
— Он догоняет, — сказал Чарли.
И это было так. Расстояние между нами сократилось до полутора корпусов. Если у него такая же скорость, как у нас, может случиться всякое. Уверенность, которая была у меня на старте, улетучилась:
Я снова ощутил головную боль и ломоту в руках.
Эта гротескная плавучая бутылка-буй росла на глазах. Уже можно было слышать плеск волн о ее бока и отраженные звуки от нашего приближения и шума моторов судейского катера.
— Быстро обойдем эту колбасу!
Мои люди — Нодди, палубный матрос, и Слайсер, мачтовый матрос, — понимающе кивнули. Им не надо было что-то объяснять. Они были готовы поставить спинакер, когда это потребуется, применив все свое умение. Осторожно я новел длинную пологую дугу с ускорением. Передо мной на воде возникло темное пятно от сильного порыва ветра. Солнце и море поплыли у меня перед глазами. Нос яхты пошел в сторону, и мы вплотную приблизились к надувному бую. Нодди отталкивался от него, работая руками, так же, как боксер бьет по тренировочной груше. Но я вел яхту слишком быстро. Мы навалились на буй, уже почти пройдя его, и оттолкнули его в сторону фута на три, когда мы отошли, буй, этот громадный желтый нейлоновый пузырь, резко закачался.
— О Боже! — воскликнул Скотто.
Мы затаили дыхание. Это был серьезный момент.
— Протест! — раздались голоса сзади.
Я не стал ждать, пока заработает УКВ-радио и мне скажут, что я должен еще раз обогнуть буй Я повернул румпель. Мы обошли буи за двадцать секунд. Но яхта идущая со скоростью восемь узлов, может далеко уйти за эти двадцать секунд. Когда мы заканчивали обход буя и ставили спинакер, яхта Поула была уже почти в восьмидесяти ярдах от нас.
Чарли спокойно констатировал:
— Он здорово оторвался от нас.
Я выровнял дыхание. Он был прав. Я все еще старался спасти положение, направив вихри ветра от нашего паруса так, чтобы они чуть-чуть опережали его курс, как делает охотник при охоте на фазанов. Когда он подходил к подветренному бую, я видел, что этот прием действует. Но было слишком поздно, он оторвался далеко.
Поул уже повернул, когда мы подходили. Я увидел его лицо. Солнце блестело на потном лбу. На челюстях играли желваки. Заметив меня, он расплылся в своей мерзкой улыбке. Оторвал руку от румпеля и, подняв ее, сделал непристойный жест средним пальцем в нашу сторону.
— Вот это по-спортивному, — сказал я.
Потом, резко взяв румпель на себя, под шум лебедок наклонил яхту, стараясь выжать скорость. Но уже ничего нельзя было сделать, он пересек линию за десять секунд до нас.
Теперь мы были равны, выиграв по одной гонке.
Команда сидела, ничего не говоря. Мне страшно хотелось положить голову на скамью и заснуть недельки на две. Но это не поднимало дух. Тогда я стал думать о Поуле.
Он понимал, что из нас двоих лучший гонщик я. Вот почему ему приходилось идти на всякие ухищрения. Он это делал в Австралии и здесь сделал то же самое, хотя мы следили за ним, как ястребы. Вот я и попивал апельсиновый сок, посматривая, как он и его команда сидели в кокпите, сдвинув головы. Одна гонка, всего двадцать минут, и пятьдесят тысяч фунтов плюс Сенаторский Кубок.
— Смотрите за ним, — сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75