Некоторые вели съемку.
— Мы подойдем на парусе, — сказал я.
Обычно яхты входят на стоянку на двигателе. Куда как эффектнее подойти к ней под парусом, но это и гораздо сложнее. Чарли посмотрел на меня, потом на операторов и озорно улыбнулся. Скотто, которому часто приходилось чинить яхты после подобных представлений, проявил меньше энтузиазма. Ветер дул в правый борт поперек курса. Нодди и Слайсер убрали спинакер.
С правого борта открылся длинный проход, весь уставленный яхтами. Они стояли очень тесно. Я направил нос яхты в этот коридор. Скотто тут же отпустил шкот. Мы начали разворачиваться в проход. Я отдавал короткие команды, а Скотто мастерски управлялся с парусами. Лодка медленно продвигалась вперед.
— Пусть так идет, — одобрил я.
Мы постепенно втягивались в узкую щель между стенкой и стоящей рядом яхтой. Нос прошел в половине фута от стенки. Яхта точно вошла в самую середину маленького дока. Не было слышно ни звука, если не считать стрекотания камер на причальной стенке.
Мы посидели в лодке еще секунд десять, позируя. Потом Нодди и Слайсер сошли на берег с причальными линями.
— Чертов сумасшедший ирландец! — выдохнул Чарли.
Когда Деверо командует яхтой, «чертов сумасшедший ирландец» это как раз то, что нужно спонсорам. И они его получили.
Еще два часа мы провели, налаживая снасти и сверяясь с контрольным листом, который был у Чарли. Мы закончили в половине шестого, когда уже начало смеркаться. Переговариваясь, все вместе сошли на мол. Конечно, заход в док под парусом — глупый трюк, но он сплачивает экипаж и придает ему уверенность в победе.
В этот вечер в яхт-клубе устраивался прием. Наверное, следовало по крайней мере дважды подумать, прежде чем идти туда. Но это было для меня, и я, надев свежие брюки и блейзер Звездных гонок, чтобы показать, что мне нечего стыдиться, отправился в яхт-клуб.
Зал был полон людей. Когда я появился, жужжание голосов прекратилось. Чарли стоял у бара со стаканом виски в руке. Рядом с ним — Поул Уэлш.
Я сделал глубокий вдох и двинулся напрямик к ним.
— Ходят слухи, вы заделались яхтенным брокером, — начал я.
Он улыбнулся томной итонской улыбкой, которая не смогла скрыть блеска его карих глаз.
— Каждый живет, как может.
— Ну, а почему «Саут-Крик»?
Он ответил:
— Потому что это — очень большие возможности.
Он отхлебнул виски и добавил:
— Нереализованные возможности.
— И вы как раз собираетесь реализовать их?
— Кто знает? — пожал плечами Поул. — Столько лет там дело идет ни шатко ни валко, может быть, кто-нибудь и сумеет наладить его.
Я почувствовал, как мое лицо каменеет от злости. Откуда-то сбоку блеснула направленная на меня вспышка. Надо успокоиться, подумал я, ни к чему злиться понапрасну. Заставив себя улыбнуться прямо ему в лицо — лицо греческого бога, — я сказал:
— От вас разит. Пожалейте меня и постарайтесь каждый день прополаскивать свой рот водой с мылом.
Чарли оттащил меня в сторону и попросил:
— Оставь это до завтра, ладно?
Вот почему Чарли никогда не станет матчевым гонщиком. То, что произошло сегодня, скажется на том, что предстоит нам завтра. Никогда не бывает слишком рано вырваться вперед.
Глава 9
Этим вечером спонсоры разработали регламент гонок. Лучшие гонщики выступали по принципу «каждый против каждого», всего получалось девять гонок для любой яхты. Четыре шкипера с лучшими результатами выходили в полуфинал. Мы выиграли все наши гонки, кроме одной, когда нам не повезло с кливером. Поул проиграл нам две минуты и был в ярости от этого. По очкам получалось: мы на первом, он на втором месте.
Вечером в пятницу снова был сбор в яхт-клубе и спонсоры тянули жребий, кому с кем выступать. Арчер вытаскивал билетики из шляпы своими толстыми розовыми пальцами. Он поднял глаза от голубого билета и улыбнулся своей дежурной улыбкой.
— Первый полуфинал, — объявил он, — Уэлш против... Деверо.
По залу пронесся шорох. Головы склонились, чтобы шепотом обменяться мнениями, и несколько репортеров тут же бросились к телефонам. Похоже, спонсоры не зря вкладывали свои денежки.
* * *
Мы провели тихий вечер в Мермэйд, в коттедже Скотто, за обедом, приготовленным его женой Джорджией, уроженкой Тринидада. Потом я под порывами ветра и теплым атлантическим дождем пошел к белому домику Чарли, расположенному в полумиле.
Кровать была удобна, и я очень устал. Но уснуть не мог. Целых двадцать пять лет Поул ненавидит меня животной ненавистью, но это никому не известно. Теперь мы в центре внимания, и не как гонщики, а как личности. Несмотря на всю мою решительность, я все-таки нервничал.
Прогноз погоды на следующее утро обещал юго-восточный ветер от пяти до шести баллов, при порывах до семи. Мы с Чарли выпили черный кофе, съели ветчину, яйца и много тостов с мармеладом. Булыжник на набережной был начисто отмыт дождем, и ветер сильно бил нам в лицо.
Для матчевой гонки ветер был слишком силен. С причальной стенки мы посмотрели на мачту яхт-клуба, ожидая увидеть на ней флаг "Н", что означало бы отмену гонок. Но там бились на ветру два Других флага — голубой и флаг спонсоров.
Я сказал:
— Ну ладно, пойдем, — хотя у меня и перехватывало горло. Яхты, участвующие в гонках, были попарно причалены к стенке. Когда мы спустились в кокпит своей яхты, ветер завыл в снастях. Внизу живота у меня возникло гадкое ощущение, закружилась голова. Через две лодки от нас в задней части своего кокпита сидел Поул в бело-сером мокром кепи. Я будто снова слышал его голос, сообщающий о том, что Генри и Мэри превратили «Саут-Крик» в свинарник. Ветер в гавани срывал с волн белую пену и раскачивал лодки ловцов омаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75