Несколько минут он постоял возле койки, переминаясь с ноги на ногу, и ушел. Кажется, в тот день меня больше никто не навещал, так что удалось немного отдохнуть.
Только в четверг, когда ко мне заглянул капеллан, я начал выказывать интерес к окружающему миру. С его появлением в палате я заподозрил, что на мне поставили крест.
– Ваша мать прислала меня, – сказал рыжеволосый священник, ирландец по фамилии Маллиган. – Она очень желает, чтобы вы предстали перед Господом с чистым сердцем.
– Нет уж, спасибо, – пробормотал я.
Перспектива предстать перед Господом пугала меня больше, чем возможное появление объединенных сил Карлайлов и всех женщин-убийц Южной Африки. Преподобный Маллиган печально покачал головой, перекрестил меня и уехал. Как следствие, во второй половине четверга я почувствовал прилив бодрости. Страх – лучший из стимулов к действию. Устроившись поудобнее на подушках, я мысленно приводил в движение механизм восстановления справедливости. Мне было приятно думать о хорошем, но любая умственная работа требует нервного напряжения: составлять план возмездия – тоже труд до кровавого пота. Я понимал, что «сказки» Марти можно трактовать по-разному. Брэндон Карлайл, несомненно, подозревал, что Чарли и Марти приложили руку к уничтожению Лу Олли, – ну и что с того? Как этот факт может помочь мне противостоять Брэндону, который всю свою жизнь ловчил и плутовал, чтоб в итоге полновластно распоряжаться людскими судьбами? Разумно ли будет броситься к его ногам, моля о пощаде, или, может, прикинуться простачком и попросить защиты? Нет, решил я, это не мой путь. Мысль о том, что успехом моего агентства я обязан Брэндону, приводила меня в ярость. Неужто это правда? Вероятно, мне никогда не докопаться до истины, но я точно знаю, что имею такое же право на радость под солнцем, как любой член семьи Карлайла. Да как он вообще набрался наглости мной командовать! Меня колотило от бешенства, и я чуть было не разразился бранью в полный голос. Ну, ничего, пусть Чарли только попадется мне на глаза – в порошок сотру, не раздумывая. Кто они такие, в конце-то концов! Пора их всех поставить на место, преподав серьезный урок.
Восстановление справедливости выходит за рамки компетенции частного сыщика. Как сын полицейского я понимал, что «незаслуженный» срок, который отсидел Винс Кинг, можно считать возмездием за все совершенные им ранее преступления, поэтому в отношении Кинга моя совесть была спокойна. Зато Кинг, разгуливающий на свободе, не даст покоя Брэндону Карлайлу, и чем беспокойнее станет жизнь Брэндона, тем больше шансов выжить появится у меня и у «Робин Гуд Инвестигейшнз».
Нелегко было упросить дежурную медсестру принести в палату телефон.
– Марвин, – сказал я в трубку, – прошу вас отослать письмо министру внутренних дел.
Он пообещал тотчас исполнить поручение, а я стал ждать развития событий, не расставаясь с больничной койкой.
Выписали меня в субботу. В понедельник у меня уже хватило сил на то, чтоб принять участие в триумфальном освобождении Винса Кинга. На моей голове оставалась повязка, и на видеопленке, отснятой для нас предусмотрительной мамой Селесты, я напоминал футбольного болельщика с белой банданой на лбу. Я был рад, что главную часть процедуры взяли на себя Марвин и Селеста. Они не скупились на слова, рассуждая в микрофон о судебных ошибках. Что касается виновника торжества, он оставался на удивление мрачным и молчал до самого Манчестера.
Винс не захотел повидаться с Марти и не желал никуда выходить без сопровождения, предпочитая оставаться в квартире. Вначале я решил, что это первая реакция на свободу, но когда он продолжил настаивать на том, чтобы Питер Снайдер или я находились рядом, пришло беспокойство. Разговор с ним требовал огромной выдержки. У него почему-то сложилось впечатление, что мы «коллеги». Он без конца обсуждал со мной разных уголовников, в основном покойных, как будто я лично был с ними знаком, но не проявлял никакого желания навестить еще живых подельников. Большую часть дня он просиживал у окна, изучая улицу. Я спросил у Винса, кого он ожидает там увидеть, но ответом мне был его отсутствующий взгляд.
Новость о смерти Мика Джонса вызвала у Кинга легкое раздражение. Казалось, единственной темой, которая действительно занимала Винса, стали мои описания загородного дома Карлайла.
– Говоришь, всюду камеры, лазерные установки и сенсоры? А я тебе вот что скажу: чем больше всякой электроники, тем больше ротозейства.
– Я это запомню, – сказал я и подумал: если Винс замышляет несанкционированный визит во владения Карлайла, кто я такой, чтоб его останавливать.
– Знаешь, как называется самый популярный учебный курс в тюряге?
Я недоуменно покачал головой.
– Электроника.
Теперь уже Винс описывал мне резиденцию Карлайла, словно мысленно рисовал план поместья. Я пробовал задавать Кингу вопросы о его прошлом, о Марти и ее «теориях», но вместо ответов – тот же отсутствующий взгляд.
Однажды я чуть было не схватил его за шиворот, чтоб подтащить к камину и поджарить ему пятки, но мое состояние исключало крайние меры. К тому же на тот момент Винс Кинг считался героем. Телефон нашего агентства разрывался: журналисты всех мастей молили об интервью. Но для меня Кинг стал непрошеным гостем, который потребовал, чтоб распорядок дня в моем доме соответствовал тюремному, а в мое отсутствие он по-прежнему сидел, уставившись в окно или в телевизор. Теперь мой телевизор всегда был настроен на один канал – Винс смотрел только конные бега. Когда я в очередной раз потребовал объяснения его поведению, он заорал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135