А в переделку ты попал не впервые.
– В переделку, говоришь?! Да они меня с моста в реку столкнуть хотели!
Пэдди только головой покачал.
– Отлично! Родной отец помочь не хочет!
– Дейвид, тебя никто не заставляет расследовать дело Кинга. Даже если предположить, что он не убивал полицейского, на нем много других преступлений.
– Так много, что тянет на двадцать лет?
– В мое время медвежатникам давали и больше.
– В таком случае твоя совесть спокойна. А вот моя – нет, – резко бросил я и вышел.
Мать проводила меня до машины. Я рассказал ей о разговоре с отцом. Наверно, мне хотелось сочувствия, но в этот день меня никто не жалел.
– А что думает обо всем этом Жанин? – спросила мама.
– Жанин? Она того же мнения, что и наш пенсионер. Она желает, чтоб я бросил это дело.
– Вот видишь, – сказала Эйлин и добавила: – А ты весь в отца. Из того же теста. Оба упрямцы несусветные! И упрямитесь только ради принципа, не замечая, как при этом страдают окружающие. Вы бы с отцом никогда не сработались, поэтому я радовалась, что ты не пошел в полицию. Там вы б еще чаще ссорились.
– Ничего себе, – только и смог буркнуть я.
– Вот-вот! Не нравится, когда правду в лицо говорят. Я же говорю, весь в отца.
– Спасибо.
Ближе к вечеру я получил сообщение от Майкла Ко. Ему очень быстро удалось выяснить адрес Мика Джонса в Марбелле, где тот проживал в последнее время, и, прибыв на место, так же быстро узнать, что человека с таким именем уже нет в живых. Два месяца назад бывший инспектор уголовной полиции Мик Джонс был сбит лихачом, когда переходил улицу, ту самую улицу, которую переходил каждое утро, чтоб купить газеты в киоске напротив дома. Машину, как выяснилось краденую, нашли на соседней улице. Салон выгорел: прежде чем бросить машину, ее подожгли. Местные гвардейцы, не надеясь отыскать преступника, закрыли дело с пометкой «несчастный случай».
Да, я был прав: в этот день мир от меня отвернулся. Добравшись до квартиры, я наткнулся на кучу пакетов со всяким барахлом, которое когда-то перекочевало в квартиру Жанин. Помимо чашек-ложек и мелких тряпок, она возвращала мне и детские велосипеды.
Я подошел к дверям ее квартиры. На звонок не ответили, и я попробовал открыть своим ключом. Замок сменили. Я позвал Жанин через отверстие в почтовом ящике. В ответ – тишина. Я спустился вниз и вышел из подъезда, чтоб взглянуть на ее окна. «Продается», – прочел я на стекле. Жанин съехала.
48
Следующие два дня я просидел дома, жалея себя. В агентстве справлялись без меня, и я стал приходить к выводу, что в мое отсутствие дела там шли лучше. Жанин, как всегда, постаралась соблюсти все предосторожности, чтоб оставаться за пределами досягаемости. Когда я звонил ей на работу, мне отвечали, что в редакции не располагают информацией о том, где она может находиться. Аналогичные ответы я получал, когда звонил в школу, но там со мной говорили грубее. Дама, которая взяла трубку, дала мне ясно понять, что считает Жанин жертвой домашнего насилия. Кровь ударила мне в голову, и я готов был ринуться в школу, где учились дети, и поступить с этой дурой так же, как я поступил с Инсулом Пэррисом, – всему есть предел. Но в наше время в школу проникнуть сложнее, чем на какое-либо предприятие, – да и что бы я ей сказал? Я получил отставку, но я не отец Дженни и Ллойда. У меня на них прав гораздо меньше, чем у Генри Талбота.
Мне, конечно, ничего не стоило организовать слежку за Жанин, – но гордость не позволила.
К делам насущным вернула меня Селеста, позвонившая в четверг утром.
– Вы собираетесь сегодня на работу? Если плохо себя чувствуете, можете не приезжать. Вот только Питер Снайдер говорит, что нашел интересующего вас человека и хочет знать, что ему делать дальше.
– Я бы сам хотел это знать, – ответил я. – Передай Питеру, что я буду в десять.
Доктор Стерлинг Самим находился в это время в доме престарелых в Восточном Чешире. Я решил, что лучше всего навестить его немедленно. Выслушав сообщение Питера Снайдера и снабдив его указаниями, я отправил парня к Стерлингу, а затем, собрав волю в кулак, попытался настроиться на работу. Как я ни старался, сосредоточиться на делах клиентов оказалось довольно сложно, – в целом я не ощущал реальности происходящего. Но я продолжал заставлять себя думать только о работе, и в пятницу жизнь стала полегче. Домой я не торопился: перспектива провести выходные в одиночестве напрашивалась на сравнение с темной пропастью, разинувшей пасть в предвкушении жертвы.
Добрую половину четверга Питер провел в доме престарелых, уговаривая персонал разрешить ему повидаться с доктором Стерлингом Самимом. В пятницу я снова послал туда Снайдера. Попытка – не пытка.
– Не доверяю я жителям Восточного Чешира, – сказал Питер, вернувшись в контору после пяти. – Кажется, будто попал в Средневековье. Каких-то полкилометра от автострады – и дремучий лес.
– Не преувеличивай, Питер.
– Нет, правда! Изгородь из густого кустарника, вокруг сплошные деревья… А что за люди – мало не покажется! Как будто никто из них никогда не видел чернокожего. Они заподозрили меня во всех смертных грехах! В этом Чалфонт-холле, в доме престарелых, решили, что я провожу разведку для ограбления. Хотя что там вообще можно взять – старая развалюха викторианских времен, а внутри – черт ногу сломит! Такое впечатление, что строители считывали проект вверх ногами. Чтоб оказаться на кухне, надо пройти через кладовую и оттуда подняться по лестнице, а в сад бедные старики выходят через окно.
– Питер, люди давно уже пользуются французскими окнами-дверями, – заметил я.
– Нет, я говорю именно об окне, а не стеклянных дверях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135