Он попытался поцеловать меня, я дала ему пощечину и велела убираться. Я думала, что он так и сделал. Но в ту минуту, когда я кинулась на отца, чтобы помешать ему, он молча возник рядом. Я помню, что кинжал упал, Коррадо подобрал его и…Она равнодушно повторила жест Коррадо.— Я видела в то мгновение его взгляд. В нем был вызов, он словно говорил: «Я делаю это для тебя, без меня ты бы из этого не выпуталась, и он тоже». «Он» — это ты, — уточнила она.— Я понял.— Я не знаю, что стало с рисунком, о котором ты говорил. Я его не видела. Думаю, что Коррадо нашел его и унес с собой.— Мне это известно, потому что он прятал рисунок в своей лачуге, и мне пришлось буквально вырвать его у него из рук. Он сильно попорчен, но я верну его монахам, как только смогу.— Можно посмотреть?— Если хочешь! Он у меня. Правда, вряд ли на нем можно еще что-нибудь разглядеть…Она пожала плечами:— На самом деле мне не хочется. Если бы эти гуси могли на своих крыльях отнести меня к тебе — тогда да… А так…— Все-таки ты должна была рассказать мне все на следующий день там, в гараже, — сказал он с упреком. — Прежде всего, я уже тебе говорил, это сняло бы с моей души груз отцеубийства. И, возможно, я бы поступил по-другому… Может быть, я не отправился бы в этот монастырь, а просто постарался разыскать Коррадо — ты же знала его фамилию, — рассчитывая на то, что у него есть вещи, которые меня интересуют.Она вдруг разрыдалась у него на плече.— Я хотела, чтобы ты любил меня… я хотела, чтобы ты думал, что это я тебя спасла…— Я восхищаюсь тобой, Домитилла! Ты и в самом деле спасла меня, и я никогда этого не забуду. Ты остановила его руку и не дала ему меня зарезать. Бедняга Коррадо только… только довершил дело.Он отстранился и посмотрел на девушку. Она продолжала тихо плакать. Ему снова захотелось ее обнять и страстно овладеть ею.— Я всегда буду помнить об этом и, может быть, после войны вернусь навестить тебя и еще раз поблагодарить…— Нет, — ответила она. — Это слишком просто.Она утерла слезы подолом юбки, открыв в этом полудетском жесте свои худые мускулистые ноги.— Почему ты уехал? — повторила она, икая. — Наверняка есть еще какая-нибудь причина, кроме того, что ты хотел от меня отделаться… Ты не все мне рассказал… А я тебе сказала все…— Но не о влюбленном монахе-расстриге!— Он ничего мне плохого не сделает, говорю тебе. Он вроде тебя, он слишком сильно хочет еще раз меня увидеть, даже если я выйду замуж!— Я о нем больше не беспокоюсь. Бедный влюбленный лежит там, — сказал он, указывая на поле лавы позади них.— Ты хочешь сказать, что…— Да.Приоткрыв рот, она молча смотрела на блестящий дымящийся язык застывающей лавы, тянущийся среди цветущих деревьев.— Отец-библиотекарь сказал мне, как называется его деревня, — пояснил Ларри. — Когда я добрался до Сан-Доменико, чтобы задать ему несколько вопросов, он попытался выстрелить в меня, но только сам себя ранил. Я забрал у него рисунок и собирался вернуться туда вместе с твоим будущим мужем, чтобы помочь ему…— Он мало что мог бы сделать, — сказала Домитилла. — Он такой неловкий!— Но, кажется, очень ревнивый, — ответил Ларри, делая ей знак глазами.Домитилла обернулась. Молодой человек стоял внизу, в нескольких метрах от них, и чувствовалось, что его тревожит их затянувшаяся беседа.— Валерио, оставь нас в покое! — крикнула она раздраженно.— Скоро она станет твоей на всю жизнь, — добавил Ларри. — Дай нам еще несколько минут…— Что вы такое делали вместе, вы двое, если так долго ( разговариваете! — гневно крикнул Валерио.Домитилла, как пантера, ринулась к нему и влепила пощечину, которая, без сомнения, надолго ему запомнится. Он удалился с виноватым видом, бросив на Ларри ненавидящий взгляд.— Домитилла, я уверен, что «мы двое», как сказал Валерио, не продержались бы долго, — заговорил Ларри, как только молодой человек ушел. — Мы уже объяснились с тобой, и нет нужды к этому возвращаться. Но это не повод, чтобы из-за любовной неудачи выходить за кого-то, кто тебе совершенно не подходит!— Дело сделано, — сказала она упрямо. — Я помолвлена. У нас это серьезное обязательство.Они помолчали. Ларри чувствовал себя, как Шелли, когда тот отпускал юную Эмилию, которой был страстно увлечен, в постель к старикашке — тот согласился жениться на ней, запертой в монастыре бесприданнице. А Домитилла, подняв к нему лицо и выпятив распиравшую кофточку грудь, ждала объяснений. Она больше не спрашивала, почему он уехал, но ее мрачный взгляд требовал, чтобы он сказал правду.— Когда ты отдала мне тот листок, помнишь? — начал Ларри. — Вспомни, в тех строчках, написанных Мэри Шелли, говорилось о смерти ребенка.— Ну и что?— Это стало для меня кошмаром.— Но почему… почему? — спросила она, словно внезапно обезумев от тревоги.Он помотал головой:— До войны я пережил похожую трагедию, а эта записка… пробудила воспоминания.Она, не понимая, смотрела на него:— Как? Это была твоя дочь?Он кивнул, и она совсем растерялась.— Но все это случилось так давно… Неужели из-за этого ты меня оставил?! — пробормотала она. — Почему, ну почему я отдала тебе это письмо… Я думала, что поступаю правильно…— Ты и поступила правильно, Домитилла, — ответил он с нежностью, которую давно ни к кому не чувствовал. — Этот листок доказывал, что в Монтекассино находится литературный архив, относящийся к той эпохе, и что этот архив мог не только дать мне ключ к раскрытию тайны жизни Шелли, но и — что не совсем скромно — к тайне моей собственной жизни, потому что мы пережили похожие испытания. Надо тебе сказать, тогда я опасался, что авиация союзников будет бомбить аббатство, и то, чего я боялся, действительно случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145