На такси катает Милка, Я — на хроменькой кобылке… — Увлеченно пел старую песенку один из музыкантов, ничуть не тоскуя о микрофоне и усилителях Реджента.
Танец закончился, и все зааплодировали, чтобы его повторили. Девушка слабо улыбнулась, но тут какой-то юнец, плечистый и агрессивный, прищурил глаза и замычал прямо в лицо Людвигу:
— Му-у!
Девушка как по команде опять зарыдала.
— Что? Бычок потерял свое кольцо? — спросил Людвиг.
Парень, не зная, что ответить, с угрозой выкрикнул:
— Гляди, как бы тебя не отделали! — и тяжело затопал прочь.
Людвиг пригласил девушку к своему костру. Ее звали Нелли.
Днем прошел дождь, и потому сейчас, ночью, воздух был теплый, плотный и душистый, как парное молоко, Сладко пахли увядающие венки, цветы и аир.
— Был деревенщиной нуль уважения. Раз не министр — так откуда почтенье? Нету ни фрака, ни трости в руках. Знай щеголяет в посконных портах.
В очередной раз направляясь с Нелли танцевать, Людвиг подумал, что солидный столичный оркестр, в котором есть гитара-соло и бас-гитара, а саксофон играет стерильно чисто, — здесь, на зеленом лугу, этот солидный оркестр провалился бы с великим треском: сельский духовой оркестр и старинные песенки куда лучше сближают людей и напоминают заодно, что к танцам нельзя относиться слишком серьезно, что дело это добровольное, а между делом можно и пива выпить и поцеловаться.
Сквозь тонкую белую блузку Людвиг видел кружева комбине, а под ними взволнованно вздымающуюся грудь. Когда Нелли прижималась к нему, его лица касались светло-каштановые мягкие, шелковистые волосы.
Она была робкая, податливая и нежная. Только слишком молоденькая, подумал он.
— Станцуем следующий или пойдем к костру, пивка выпьем? — спросил он весело.
— Потанцуем… потом еще больше пить захочется. Если бы Людвиг был ясновидцем или просто умел читать по глазам, он увидел бы в ее взгляде благодарность, удивление, доверчивость и — триумф. Глаза ее так и светились триумфом, и она нетерпеливо искала среди танцоров своих недавних обидчиков.
У их костра было тихо. Охочие до песен перебрались к соседям, и здесь оставались только те, кто причислил себя к «классу стариков». Они уже не так прытко опустошали кружки: все были увлечены спором о соединениях в трехфазном электромоторе; кто-то раздобыл кусок штукатурки и теперь чертил на бочке схему.
Людвиг наполнил две кружки. Они с Нелли громко чокнулись и, глядя друг другу в глаза, выпили до дна.
— Пойдем, погуляем…
Нелли давно уже чувствовала, что такое приглашение последует, но она еще не решила, что ответить. Однако все получилось гораздо проще, чем она думала: Людвиг просто взял ее под руку, а вырываться казалось глупо и нетактично.
В парке было прохладно. Людвиг обнял ее за плечи Она не противилась, потому что не хотела противиться, и оправдывалась перед собой: смешно же быть недотрогой, смешно требовать, чтобы с тобой ходили за ручку, как в детском саду. Рука, лежавшая на ее плечах, была тяжелая и сильная — Нелли чувствовала как она крепка.
5
Утверждать, что полковника Конрада Улфа знают все жители республики, нельзя, хотя он неоднократно выступал по телевидению, отвечал на вопросы комментатора и рассказывал о работе уголовного розыска.
Любил он начинать свою речь примерно так: «Уважаемые зрители! Прежде всего я хочу обратить ваше внимание на два понятия „уголовное следствие“ и „уголовный розыск“. Повторяю: „уголовное следствие“ и „уголовный розыск“. Следователи по уголовным делам за день исписывают полтонны бумаги, а потом отправляют все это в суд. Делается это для того, чтобы доказать, что совершено преступление и что его совершил именно гражданин Н или М или оба вместе и что имеются законные основания предать их суду. А мы, работники угрозыска, делаем только заметки в своих записных книжках, ибо на самом деле мы являемся этакими современными шерлокхолмсами. Мы ищем преступников, ищем свидетелей, чтобы можно было доказать вину преступника. Мы разыскиваем. И, скажу я вам, наша работа — одно из самых интересных занятий, потому что мы, как правило, находим того, кого ищем. Об этом свидетельствует статистика. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно? До свидания в следующий раз, когда вы и многоуважаемый комментатор уже не будете путать понятия „уголовное следствие“ и „уголовный розыск“ и научитесь различать их».
Разумеется, нельзя утверждать и того, что старого Конрада знают все жители Риги. Но живет он здесь давно. Очень давно. Это его город. Конрад никогда ог него не отказывался, никогда его не бросал. Годы войны не идут в счет: тогда он всего лишь отступил из Риги, но ни разу не терял уверенности в том, что вернется. Город никогда его особенно не баловал, но Конрад и не ждал этого. Просто Рига была его городом, Конрад родился здесь, чтобы навсегда остаться среди его серых камней; он был уверен, что остаться навсегда и жить можно лишь там, где ты родился, что никто и никогда не сможет прилепиться к месту, куда забрел случайно.
Конрад родился в тысяча девятьсот тринадцатом году, как раз в тот день, когда Краузе на предолимпийских соревнованиях «Марса» взял рывком одной рукой 189 фунтов, а Рижская городская управа за 4800 рублей приобрела первый дезинфекционный автомобиль с двигателем в 24 лошадиных силы. У автомобиля были колеса со спицами, два никелированных сигнальных рожка, а по бокам на трех языках значилось: «Городское дезинфекционное учреждение». Надпись на латышском языке страшно злила немцев. Они истолковывали ее как открытый бунтарский выпад. Они же так долго старались внушить этим латышам, что их, латышей, скоро в мире не останется вообще и что, в сущности, их уже нет, а потому их онемечивание неотвратимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69