Только так — потихоньку и высиживанием. Молодые — беготней и допросами, а он — высиживанием.
Было уже почти одиннадцать, когда позвонила группа, которой было поручено допросить всех шоферов такси, обслуживавших банк в тот день; не хватало показаний еще двух или трех шоферов, но члены группы были уверены, что недостающие показания не изменят общей картины.
Такси 86 — 37 пришло вчера в банк с небольшим опозданием, во всяком случае остальные такси уже стояли во дворе и ждали инкассаторов. Шоферы собрались кучкой курили и рассказывали анекдоты.
Из машины Людвиг Римша не выходил, но многие не выходят. Дожидаются своей очереди и только тогда регистрируют путевки. Людвиг Римша приехал с опозданием и зарегистрировал путевку, когда остальные уже уехали. Служащей банка, регистрировавшей путевки, были предъявлены фотоснимки Римши и — еще двух шоферов, которые возили, инкассаторов. Она не помнила ни одного из них.
Это было уже что-то. Кое-какая пища для мозгов. Конрад теперь энергичнее расхаживал по комнате. Почему Римша в гараже держался с товарищами иначе, чем в банке? Почему в гараже он был искренним и общительным, а в банке — замкнутым? Впрочем, замкнутость понять можно — человек готовится совершить преступление, ему нужно сосредоточиться, собрать все силы: он отказывается от семьи и всей своей прежней жизни, к тому же перед ним несомненно маячит призрак возмездия. Однако есть еще возможность отказаться от задуманного. Впрочем, может быть, у Римши ее уже не было. Может быть, он несколько лет назад каким-либо обещанием или преступлением лишил себя такой возможности? Может, он был замкнутым именно поэтому? Может, в гараже он еще не знал, что ему придется участвовать в преступлении? А когда выехал на улицу, его остановил человек, который по каким-либо причинам мог повлиять на его дальнейшие действия? Или же за рулем такси сидел вовсе не Людвиг Римша?
Конрад попробовал дозвониться до больницы. Спустя какое-то время это ему удалось, и дежурная сестра отправилась разыскивать врача. Трубку она оставила на столе и слышно, было, как хлопнула дверь, когда сестра выходила. Теперь трубка кому-то мешала, и ее пихали в сторону, но наконец раздался нетерпеливый голос врача:
— Я слушаю!
— С вами говорит начальник отдела уголовного розыска полковник Улф.
— Рад познакомиться!
— Я звоню в связи с инкассатором, которого к вам привезли вчера вечером.
— Пожалуйста!
— Нам сказали, что его здоровье больше не вызывает опасений.
— В принципе так оно и есть.
— Видите ли… В сложившейся ситуации было бы очень важно, если бы вы разрешили мне показать ему одну фотографию и задать один-единственный вопрос: «Не с этим ли таксистом вы ехали?»
— Через неделю.
— Через неделю, дорогой мой, я и сам это буду знать.
— Через три дня.
— Теперь для нас каждый день равен месяцу.
— Послезавтра, не раньше.
— А раньше действительно нельзя?
— Нельзя.
— Значит, договорились.
— Только вы сперва позвоните!
— Хорошо. До свидания!
— До свидания!
Послезавтра… Долго ждать! Пассажирский самолет делает в час восемьсот километров, за два дня можно слетать во Владивосток и обратно. За два дня преступник уже доберется до места. Потом Конрад подумал, что, возможно, преступник уже «на месте». На месте в понимании преступника.
Позвонил Юрис. Он не узнал про Дуршиса ничего нового. Жалобы на него были — как на всякого другого часового мастера. Не больше и не меньше. Люди никак не могут понять, что часы не вечны, что жизни их однажды приходит конец, несут чинить, а когда чинить отказываются, изливают досаду на часового мастера: он, якобы, «вытащил всю хорошую середку, а она еще с мирного времени». И жалуются. Жалоба Голубовского занимает целую страницу.
Юрис собрал целую кучу адресов подруг и приятелей Дуршиса и сейчас со своими помощниками начнет их обходить. Несколько приятелей вызывали интерес уже тем, что жили в других республиках — во Львове, в Одессе, в Омске, а какой-то Сактанберген Алжиков — в столице Казахстана Алма-Ате. Юрис сказал, что он предупредит тамошнюю милицию, и Конрад счел это правильным, хотя сам был почти уверен, что преступнику не удалось выбраться из окружения.
Алма—Ата! Алвис уверял, что в Алма-Атинском самолете преступников не было. На сколько процентов верить этому утверждению? На девяносто? Не слишком ли много?
Группе, разыскивавшей такси 86 — 37, до сих пор не повезло. Она планомерно, квадрат за квадратом, обыскивала лесной массив. Чтобы ускорить поиски, группа теперь ехала на машине по шоссе и у каждой лесной дороги и тропки высаживалось по двое; они шли по дорожке до тех пор, пока не натыкались на высохшую лужу или песок, где непременно остались бы следы протекторов «Волги».
В мыслях своих Конрад все еще пытался найти; доказательства невиновности Римши. По второму телефону он позвонил в отдел ОБХСС, где знали все о ценах на черном рынке.
— Сколько может стоить приличный двухэтажный дом в Донях? — спросил он.
Слышно было, как на другом конце провода консультировались. Сумма оказалась астрономической — тридцать тысяч рублей.
— Сколько? — переспросил Конрад.
— Самое малое — тридцать тысяч.
— Спасибо, я покупать не буду.
— Дешевле не отдадим. До свидания, товарищ Улф. У нас есть другие клиенты. Они заплатят.
Тридцать тысяч! Тридцать тысяч… С ума сойти можно! Я в месяц зарабатываю двести рублей. Рука словно сама собой потянулась к бумаге. Вдвоем они похитили восемьдесят шесть тысяч, значит, каждому по сорок три. Тридцать тысяч за дом, две за «Запорожец», еще по крайней мере две — за обзаведение, еще две за одежду, ружья и остальное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69