Видимо, работал автомат, паузы повторялись через равные промежутки времени.— Эрик Вецберз слушает.— Тут из ОВД…Тишина. Неприятная для обеих сторон, но для Хария — особенно.— Я распорядился изъять рисунок из фотовитрин.— А ведь как смотрелся! Ну что ж, и на том спасибо, значит, розыгрыш закончен?— По телефону трудно объяснить, но если бы вы могли приехать часам к двенадцати, сами бы все уразумели. Поймите меня правильно, ваш приезд необязателен.— Сколько времени это займет?— Час или около того.Подумав, Эрик согласился.— Хорошо. Буду. Этот час отработаю потом, после смены.Еще надо позвонить в больницу. Узнать об Айге…Занято.Подождал и снова набрал номер.Опять занято.Неужто у них телефон испорчен? Если управлюсь с делами до шести, может, и успею, доктор сегодня принимает вечером… Глава шестая Ветер разбушевался. Он налетал короткими, злобными порывами, срывая с одиноких дубов бурые листья, которые стойко сопротивлялись осенним холодам и могли бы продержаться на деревьях всю зиму. Наступила ночь, одна из тех жутких ночей, когда в лесу осины со звоном ударяются стволами и кругом стоит треск, это деревья ломаются пополам и кроны рушатся на землю с грозным шумом, увлекая за собой молодую поросль и кусты. Мудрые вороны первыми, каркая, покидают лес, их примеру следуют лоси, они выбегают на лесосеки, поросшие ольшаником. Только кабаны приникают к земле, прижимают уши и стараются заснуть, а малые птахи забираются на ели и раскачиваются вместе с ними, выставив грудки против ветра, чтобы холод не проникал под оперение.На подступах к Межапарку шквал несколько ослаб, но все же сосновые ветви и шишки бомбили черепичные крыши, а ветер завывал так, что невольно мороз продирал по коже.Хотя Зайга и привыкла к одиночеству в этом большом неуютном доме, вечерняя буря тревожила ее, действовала на нервы. Она не хотела себе в этом признаться. В комнате неуютно, надо бы разжечь камин. Топить было нечем, что-то прислуга в последнее время распустилась, подумала Зайга и, накинув старый плащ, пошла под навес за дровами. Дело знакомое, ведь она начинала здесь домработницей, жила в мансарде с крохотным слуховым оконцем, спала на раскладушке.По небу бежали низкие, рваные облака. Редкие капли дождя больно хлестали по лицу и оголенным рукам.«Видно, небо тебя не принимает, Райво Камбернаус!» — Зайга криво усмехнулась.Топор лежал где обычно, и она принялась колоть большие суковатые поленья, которые тем хороши, что не так быстро сгорают.Надо бы купить собаку, вдруг подумала она. Большую немецкую овчарку или колли. А может, элегантного и умного добермана. Английская полиция берет на службу исключительно доберманов. Станет сторожить дом, не надо будет подключать сигнализацию. В дом, по которому разгуливает собака, ни один вор не полезет. Места, где порезвиться, вволю, прислуге достаточно приоткрыть дверь и выпустить пса во двор.«Как ты считаешь, Райво Камбернаус? Молчишь? Ну как же, тебе некогда ломать голову над моими проблемами, у врат рая ты замаливаешь грехи. Не надо было грешить, Камбернаус, сам виноват, что ангелы не угощают тебя манной небесной! Сейчас я растоплю камин и устрою тебе пышные поминки, милый! Бар у меня заставлен такими напитками, каких ты, жалкий пьяница, при жизни в глаза не видывал».Сначала камин изрыгнул в комнату клуб дыма, как бы в отместку за то, что его давно не топили, а когда появилась тяга, язычки пламени стали лизать поленья, и те весело затрещали.Идея устроить поминки так ей понравилась, что она притащила с зимней веранды стол побольше и уставила его яствами и напитками. Опорожнила холодильник, без всякой на то нужды вскрывая консервные банки, нарезая ломтиками колбасу, ветчину, поставила жаркое, оставшееся от обеда. Принесла из погреба банки с компотом и консервированный салат, достала из буфета севрский сервиз — даже старая Кугура, в последние годы жизни просто помешанная на сервировке, позволяла себе это лишь в особо торжественных случаях.Собиралась было накрыть стол на двоих, но потом подумала, отчего бы символически и старую хозяйку не пригласить попользоваться фарфоровой и хрустальной посудой тончайшей работы. Да, и вот еще что — какие же поминки без цветов! Выход нашелся: она сломала две ветки серебристой ели, росшей у ворот, и поставила их в роскошную вазу.Есть совсем не хотелось. На тарелки Зайга ничего не положила. Пусть лучше прислуга увидит завтра утром три совершенно чистые тарелки, чем две чистые одну с остатками еды. Небось подумает, что я начинаю сходить с ума от одиночества. Хотя… может, это и недалеко от истины.Камин топится, и все-таки прохладно.«В шкафу слева большой толстый платок, накинь на плечи. Он в темную клетку, тебе к лицу, и нисколько не испортит поминального настроения», — словно услышала она наставление Кугуры.Зайга закуталась в платок и заняла свое место за столом, у камина. Огонь уже обуглил поленья, но форму еще они не потеряли и переливались красным светом, время от времени выстреливая голубыми искрами.Женщина выключила люстру и осталась сидеть в потемках.«Кем он тебе приходился?» — почти явственно прозвучал голос Кугуры. Будь она жива, в этом году ей исполнилось бы девяносто пять. Ее упоминают в числе зачинателей рабочего движения в Латвии. Революция 1905 года, потом ссылка, деятельность в эмиграции. До последних дней жизни старушка сохраняла ясность ума, память и способность к логическому мышлению.«Не знаю… как бы это объяснить, мадам Кугура».«Ты о чем-то умалчиваешь».Зайга кивнула.«И ладно. Если речь идет о любви, каждый сам себе судья. К сожалению. Человек со стороны судил бы не так строго».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73