«По крайней мере, к Виктору таким образом возвращается часть его денег», — хихикая, говорил Алп Карине. — Три маленькие премудрости, но с ними можно долго и сытно прожить. Если рабочий недоволен, я ему доказываю, что он сам во всем виноват, чтобы ему не взбрело в голову, что и начальник может быть виновен. Если недоволен мастер, я говорю ему, что он виноват вместе с рабочим, а если недовольны в объединении… нет, там недовольных нет: я щажу их нервную систему и наверх подаю только хорошие сведения. Потому что они любят хорошие сведения, с них ведь тоже спрашивают хорошие сведения, вот ради этого-то они и готовы кое на что смотреть сквозь пальцы. Это моя третья премудрость, а свои основания из нержавеющей стали вы получите, дайте только чертежи! Что, мало премудростей? Пожалуйста! Как многие начальники, и я знаю лучше, как мы будем жить, чем как живем. Еще?— Алп, а ты не рискуешь? — строго спросил Виктор, но вряд ли он отказался бы от предложения, даже если бы Алп ответил утвердительно. Интересы клиники он ставил превыше всего.— Бог дал человеку шкуру не для того, чтобы он сам с себя ее сдирал.— Прекрасно, будем считать, что основания у нас уже есть, — враждебно подытожил Эдуард Агафонович. Он чувствовал себя немного обкраденным, но не очень об этом сожалел.Стол накрылся как по мановению волшебника: подкрахмаленная скатерть спланировала точно на место, нигде не было ни морщинки; большие тарелки с холодными закусками одна за другой опустились на нее, поблескивая, рядами выстроились рюмки, а вилки, казалось, изготовились к тому, чтобы воткнуться в закуску.Спулга ликовала.— Надо подвинуть цветы, я расставлю бутылки, — сказал Виктор.Как всегда, стали спорить и обсуждать, убирать цветы со стола или нет, и, как всегда, одержали верх те, кто утверждал, что на буфете они будут выглядеть еще красивее.Профессор направился в кабинет, но на пороге остановился и переспросил, не желает ли все же кто-нибудь коньяка.— Мне водки, как обычно, — сказал Агафонович, и Алп тут же присоединился: — Водки, чистой водки.— А нам с Кариной чего-нибудь сладенького, — Спулга растянула в улыбке свои густо накрашенные губы.— А молодежь?— Молодежь будет примерной, — твердо сказал Алп. — Нечего приобщаться раньше времени.— Не могло бы старшее поколение, мэм, показать нам пример, как отвыкать? — недовольно и в то же время язвительно спросил Наурис.— Ты в самом деле хочешь выпить? — спросила Спулга.— Просто я не желаю, чтобы за меня решали другие.Наступила неловкая тишина, которую, к счастью, прервало появление профессора. Он нес высокую конусообразную бутылку с белой этикеткой.— Что это за марка? — воскликнул Алп, изобразив повышенный интерес, чтобы скорее замять конфликт с Наурисом.— Западногерманская водка.— «Граф Кеглевич», — прочел Илгонис на этикетке.— Бутылка словно хотела проглотить яблоко, но оно застряло в горлышке, — сказал Агафонович, разглядывая круглое расширение в верхней части конуса.— Я даже не знаю, кого благодарить за такой презент, — стал рассказывать профессор, наполняя рюмки. — Весной… Ранней весной… Внизу у гардеробщицы для меня оставили корзину с цветами, а среди цветов сидят три графа Кеглевича с белыми головками. На карточке — пожелание всего наилучшего и неразборчивая подпись. — И тут ему внезапно вспомнилась его собственная рука, на которую он смотрел как бы со стороны, как она, белая, холеная, нервно роется в вещевом ящичке «Волги». Как, наконец, нащупав бутылку «Графа Кеглевича», хватает ее за горлышко, словно противотанковую гранату, и протягивает: «Возьмите же! Это водка… Хорошая водка… Возьмите!..» — Дорогие гости, эти подарки — для меня самые приятные, в таких случаях я знаю, что кого-то снова удалось спасти от когтей Костлявой.— На одни подарки не проживешь, — вздохнув, сказал Наурис и продолжал есть, не поднимая глаз от тарелки.Снова наступила напряженная тишина, Наркевич побледнел, но сдержался и ничего не ответил сыну.— Спулга, за твое здоровье!— Мы, мэм, пошли, — выпив по полстакана пепси-колы, Наурис и Илгонис встали из-за стола одновременно.— В кухне на холодильнике лежит мой кошелек, возьми пару рублей, — разрешила Спулга.— Где вы намерены разгуливать? — строго спросил Алп.— Маршрут еще не известен, — пожал плечами Илгонис.— По мне — можешь идти куда угодно, но если я услышу, что тебя видели вместе с Винартом, так и знай — спущу штаны и так выдеру, как… как… — Алп не мог найти достаточно эффектного сравнения.— А если я его встречу на улице случайно?— Повернись и ступай прочь! Ни тебе, ни Наурису не о чем с ним разговаривать.Агафонович попросил слово для тоста. Где только он их наслушался? Может, сам придумывал? Его тосты всегда были длинные и возвышенные, как настоящие грузинские, с новеллистическими концовками. Грузины заскулили бы от зависти, узнав, какие знатоки есть в этой монополизированной кавказцами области за пределами их территории и народа. А может, все же сочинял сам? Дома. Перед тем как отправиться в гости. К тостам он относился не так, как другие, — для него тосты были профессиональной необходимостью, так же, как приглашения гостей в финские бани и рестораны. Кроме того, он обладал умением вливать в себя огромное количество алкоголя и при этом сохранять ясность мышления, задабривать злейших секретарш, делая мелкие, но интересные подарки, и на пятый раз все же проникнуть в кабинет, после того как четыре раза не был допущен. Тосты давали ему возможность громко выразить восхищение, засвидетельствовать почтение, превознести ум — ведь возможности тостов практически неисчерпаемы, надо только уметь их использовать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80