Мои воспоминания прерывает радостный возглас:— Вот где Цепс! Я же говорил, что Цепс должен быть!Чувствую себя так, словно меня только что разбудили, и стараюсь сообразить, как я оказался здесь. Тесная, жарко натопленная комнатушка, ящик с кучей документов, Ивар и старик в свитере из грубой шерсти, надетом на клетчатую фланелевую рубашку. Над головой он держит серо-коричневый картонный бланк:— Все должны быть тут! Цепс тоже должен быть! Вот он! — По-моему, самому сторожу находка тоже кажется невероятной и счастливой.— Вот это да! Мы, оказывается, одного года рождения… Девятнадцатого! Цепс Петерис. А вот и адрес… Иередню… Я же говорил, а вы не верили! А правду говорят, что убийца, который бросил того человека в канаву, уже найден?— Может быть, но мы еще ничего не слышали, — отвечает Ивар.— Говорят, нашли и уже взяли, — старик кладет карточку обратно в ящик и закрывает его, торжествуя: у него ничего не может пропасть, у него все на своем месте!Ивар точности ради еще раз перечитывает записанный им адрес Петериса Цепса, а я задумываюсь над ошибкой, которую мы допустили в самом начале розыска. Мы надеялись, что на следующий же день все огородники будут знать и говорить о случившемся, но оказалось, что информация из уст в уста передавалась медленно и отдаленных уголков Садов вообще пока не достигла. Из опрошенных только один человек поинтересовался, что именно произошло с мужчиной, обнаруженным в канаве (как только узнают, что ты из милиции, о таких вещах обычно спрашивают). Еще двое-трое лишь слышали, что произошло нечто чрезвычайное и более ужасное, чем взлом будок для садового инвентаря или кража яблок и груш: к этому они уже стали привыкать. Остальные не знали ничего.Деятельность отряда курсантов внесла некоторое беспокойство в спокойную жизнь огородников и несколько всколыхнула ее, словно застоявшуюся гладь пруда. Однако добиться каких-нибудь ощутимых результатов нам с Иваром не удалось.Удивительно, что здесь жизнь протекает так же безлико, как и в больших городах, где частенько люди незнакомы даже со своими ближайшими соседями. А мы надеялись и даже рассчитывали на то, что известие об этом событии с огромной скоростью облетит Сады и уже к вечеру кто-нибудь преподнесет нам готовые ответы на вопросы: как зовут? где живет? с кем общается?Через час после рейда по Садам в нашем кабинете под перекрестным огнем вопросов сидит странный человек в полинявшей, поношенной, но чистой одежде. Ему шестьдесят три года, голова имеет грушевидную форму, седые, жидкие волосенки далеко отступили к затылку, поэтому лоб кажется очень широким, как у мыслителя. Под мутными глазами мешки. Он смотрит говорящему прямо в рот, словно тот вещает о неслыханных чудесах.Когда сидит, держит свои длинные руки между коленями, ходит мелкими шажками, трусцой.Это Петерис Цепс.Почти на все вопросы он отвечает:— Я не помню, — и сразу поясняет: — Мне нельзя употреблять спиртное, тогда я полностью теряю память.Появление Петериса Цепса вносит коррективы в составленный ранее план действий. Один из его пунктов предусматривал сегодня вечером беседу с гражданским мужем дочери Грунского и проверку его не очень надежного алиби. Теперь этот разговор мы откладываем на будущее — если вообще в нем будет необходимость. Глава VIII Он не понимал, как это произошло.Четвертый день на исходе, уже контролер — так теперь в тюрьме называют надзирателя — запер дверь и брякнул связкой ключей по решетке: «Спать пора!» Вокруг все разделись, и помещение наполнилось запахом застоявшегося пота, гнулись и скрипели нары под теми, кто устраивался на втором ярусе, а он все так же отупело сидел за длинным столом посередине камеры.— Эй, раллист, — кто-то крикнул ему. — Быстро лезь в берлогу, а то нахлебаешься дерьма!Он встал и начал медленно расстегивать арестантскую робу.— Давай, давай! Кончай чесаться — мент сейчас пойдет назад по коридору и будет зырить в глазок! — Голос был хриплый, нетерпеливый, голос старшего по камере. Как-никак, а должностное лицо.Он залез под одеяло и, уставившись в пестрый матрац, проглядывавший через железную сетку верхних нар (вместо досок), продолжал ждать чуда. Чуда он ждал вот уже четыре дня, с момента объявления приговора суда.— Меня-то за что? — потерянно спросил он, когда по краям скамьи подсудимых заметил двух милиционеров. До этого он их не видел. Наверное, судья вызвал милиционеров по телефону из той комнаты, куда уходил совещаться с народными заседателями. Наурис, угрюмо уткнув подбородок в грудь, смотрел исподлобья на судью — как боксер на ринге. У Илгониса выражение лица не менялось, со стороны даже казалось, что происходящее вокруг наводит на него скуку — набрав в рот воздуха, он надул щеки.Внезапное появление милиционеров помешало Винарту внимательно прислушаться к начальной части приговора. Он немного повернул голову назад и подмигнул Магоне. Это могло означать: видишь, достанется мальчишкам на орехи! Магоне — хорошая девушка. Винарта с Магоне познакомил Наурис: он учился с ней в одном классе. Это было в середине лета в кафе на открытой веранде. У Науриса была «физическая потребность хлопнуть коктейля», но свободных столиков не было. Официантка строго сказала, чтоб «не стоял над душой». Наурис уже приготовился отпустить парочку оскорбительных реплик, как вдруг заметил Магоне с подругой и два свободных места рядом с ними. Девчонки потягивали давно остывший кофе и курили сигареты одну за другой. Хотелось ли им ликера, неизвестно, во всяком случае они не отказались, когда Наурис заказал.— Винарт — представитель рабочего класса!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80