Металлическую, раздвижную.
Приверженец восточных единоборств, Парамоша следил за его приготовлениями с улыбкой. Но раскладной ножик на всякий случай держал поблизости. В заднем кармане джинсов.
Татьяна оперлась на руку Сергея, вышла из машины. Резко хлопнула дверью, забросила на плечо ремень сумки.
– Благодарю. Ты просто сама любезность.
– Вас проводить?
– Не стоит, лабаз закроется.
– Ничего, ради вас я готов опоздать. Славика поблизости нет? Не прячется в темноте с монтировкой?
– Не прячется. Между прочим, у нас с ним чисто деловые отношения.
– Как ни странно, меня это мало волнует. А чисто деловые отношения могут заходить так далеко, как этого захочется чисто конкретным людям. Прошу!
Он распахнул дверь подъезда.
Опасности он не почувствовал.
– Как тут темно… Славика точно нет?
Появление Волгина явилось для Актера полной неожиданностью. Он припарковал машину так, что ее не заметили ни опер, ни слонявшийся по округе Чужой, но сам видел всех и сразу же опознал противника. В тот вечер, прослушав разговор Волгина с Хмаровым, он уехал за десять секунд до того, как позвонила Татьяна. По его предположениям, они не встречались, по крайней мере, не встречались так часто, чтобы оказаться вместе именно в день операции. Рекомендация о воздействии на опера через бывшую жену содержалась в компьютерной распечатке, которую он получил в тот же день, как только стало известно, кто занялся убийством Инны. До поры до времени информация не была нужной, но, как только возникли трудности, он вспомнил рекомендацию и счел ее разумной. Случайная встреча с Чужим определила круг исполнителей. Слегка присмотревшись к Татьяне, Актер не сомневался, что нанятая им тройка подонков с заданием справится. «Слава-мерседес», периодически мелькавший на горизонте, опасности не представлял: не тот человек, чтобы переть брюхом на нож в рисковой для себя ситуации. Волгин в эти расклады не писался. Пушку отобрали, и в штанах у него обычный ремень, а не «черный пояс», но… Хороший опер, когда не пьян, в качестве охранника стоит достаточно много. Пусть он хуже стреляет и не так бойко машет ногами, как тренированный бодигард, но зато видит ситуацию, готов к осложнениям и может точно определить момент, когда пора начинать стрелять и махать ногами.
Вывод? Отменить операцию или перенести на следующий день нельзя, но подстраховать ребят можно. Ждать до последнего и вступить лишь в том случае, если они лажанутся. Только надо ли это? Даже если их повяжут, эффект будет достигнут.
Так и не придя к однозначному выводу. Актер обратил внимание на Чужого.
Чужой прятался за углом соседнего дома и в бой явно не рвался.
– Как тут темно… Славика точно нет?
– Странно: обычно у нас на лестнице все в порядке.
– Подожди. – Обойдя Татьяну, Волгин достал карманный фонарик, встал на границе освещенной зоны и полоснул лучом по стенам. – Осторожно. Пошли.
Светил он понизу, не выше пятидесяти сантиметров от уровня пола. Выше не стоит. Если готовится нападение и противник присел, то его не заметишь, держа луч на уровне лица, а вот ноги не спрячешь. Ниндзя, висящие под потолком, раскорячив ноги в шпагате, на лестницах российских домов встречаются много реже, чем в кинофильмах.
Фонарь высветил пустую бутылку из-под портвейна, окурки, рекламный листок. Движения были давно отработаны. Сначала вправо-влево, вдоль стен, и сразу лучом вперед и вверх, по ступеням лестничного пролета. Фонарь держится в стороне от тела, на случай, если будут стрелять на свет. Раздавленный молочный пакет, окурки… Еще один пакет… А вот и нога. Заношенная кроссовка сорок второго размера и уходящий в темноту кусок голени в темной джинсе.
Похоже, приехали.
Татьяну, при ее нынешнем роде занятий, вполне могли ждать. Она всегда была склонна к риску и обострению отношений, вполне могла влезть в авантюру. Если есть ствол, то все, абзац. Один бы выскочил из-под огня, а с ней не получится. Она за спиной, к таким ситуациям не готова, мысленно уже в квартире и занята своими делами, – не то, что заставить сделать, – объяснить ей ничего не успеешь, запаникует, особенно когда начнут палить…
Сергей мазнул лучом вверх, вдоль ноги. Ствола не было. Было перекошенное пучеглазое лицо и железо в руках. В левой – с шипами, в правой – продолговатое с набалдашником.
– Получай, сука! – взревел Брут, подбадривая себя, и бросился вниз по лестнице.
Татьяна закричала.
Пустая бутылка пришлась кстати. То ли сама прыгнула в руку, то ли Волгин ее подхватил с пола – и успел встретить противника на повороте лестничного марша, вложив энергию движения и вес тела, ударил донышком в висок.
Стекло разлетелось. Брут был почти оглушен, но не остановился, и опер, разворачиваясь слева направо, чиркнул «розочкой» по лицу. За долю секунды успел разглядеть, как повисла на лоскуте кожи верхняя губа, обнажив четыре сохранившихся зуба, впаял ногой в пах и, на отходе, саданул верхней частью бутылочного горлышка сверху вниз по черепушке, в самую уязвимую его точку.
Брут рухнул, перегородив дорогу Парамоше и деморализовав его своим разорванным хлебалом.
– Стоять! – рявкнул Сергей, обозначая движение вперед. – Пристрелю, бля! Коля, сюда! Ты где застрял? Сюда, быстрей!
Парамоша, прекрасно знавший, что никакого «Коли» нет и в помине, рванул вверх по лестнице. Ни напарник, ни задание его больше не интересовали. Ноги бы унести…
– Стоять! Стой, стреляю! – неслось ему вслед и эхом отражалось от стенок, но Парамоша скакал через три ступени и думал: «Врешь, не возьмешь!»
Брать его Волгин не собирался. Пощечиной выведя Татьяну из шока, одним движением вытряхнул из сумки ключи, впихнул связку в ее кулачок, толкнул к двери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66