– Ангелова ты брал? Спятившего снайпера…
– Нет. Штаб главка и наш отдел кадров.
– Знаешь, с чего у него крыша поехала?
– Да как-то не успел спросить.
– Семнадцатого августа потерял все до копейки, а после этого жена ушла.
– В нее бы и стрелял. Или он надеялся, что после этого она вернется?
Было совсем темно. На остановках собирался народ, спешивший на работающие еще заводы, завершали утренний моцион собачники. В квартире Локтионова света не было. Волгин набрал его номер, дождался ответа и дал отбой.
– Дома?
– Ага. И, похоже, спит как собака.
– Калачиком, что ли?
– Нет, с чистой совестью.
«Печка» не работала, в задней двери самовольно опустилось стекло, и в салоне было прохладно.
– Сергеич, у тебя нет ничего для сугрева?
– Сухой спирт.
– Злодей ты, Сергеич. Я ж не для удовольствия, для дела. Вот замерзну – и не смогу быстро бегать.
– Посмотри в «бардачке».
– Ого! – Методом встряхивания Родионов определил, что плоская металлическая фляжка наполнена до краев, и скрутил пробку. – Хочешь?
– Позже…
Через час Волгин принял пятьдесят граммов. Как только он сделал глоток, появился Локтионов.
Эдуард Анатольевич смотрелся неважно. Круги под глазами, лицо землистого цвета, прическа «перья в разные стороны»…
– А ты говорил, совесть у него чистая… Да ему за один внешний вид «сотку» выписывать можно!
В руке Эдуард Анатольевич держал уже виденный Волгиным портфель из крокодиловой кожи и небольшой пластмассовый «дипломат».
– Турист, что ли? – спросил Родионов. – Или у него там деньги?
– Не понимаю, зачем так привлекать внимание. Пятьдесят тонн – это пятьсот стодолларовых бумажек. Пять пачек. В карманах унести можно. Зачем огород городить?
– Может, там мелочью. Или вообще рублями. Слышь, Сергеич… Можете, рванем? Если поделить пополам, то двадцать пять штук, по нынешним временам, моя зарплата за четверть века беспорочной службы.
– А ты сможешь?
Младший опер долго не отвечал.
– Черт его знает! Иногда кажется, что да. Локтионов, поминутно оглядываясь и перекладывая ношу из руки в руку, дошел до автостоянки.
– Слышь, Сергеич! Его жинку ведь на кровати убили. Неужели он там спать может?
– А он вампир.
Локтионов устроился за рулем коричневого универсала «форд таурус», долго грел двигатель, еще дольше выруливал со стоянки.
– Кажется, в контору поехал…
«Пасти» Локтионова было несложно, и Волгин не сомневался, что до офиса ЗАО «Полюс» они добрались незамеченными. Припарковались удачно – был виден «форд» и оба выхода из фирмы, главный и «черный», в то время как сами внимания не привлекали.
– До скольки у него рабочий день?
– До пяти.
– Сергеич, мне становится страшно, когда я представлю, сколько нам здесь сидеть.
– Зато Катышева нет…
– …и полная фляга водки. Это меня успокаивает больше.
– Первый раз, что ли?
– Ну да, если посчитать, я, наверное, лет десять в засадах провел. Иногда подумаешь – и на что я жизнь грохнул?
Локтионов раздвинул жалюзи на окне своего кабинета, сел за стол.
– Эх, Сергеич, на телефон бы к нему «повиснуть»!
Время тянулось… Надоело курить, потом – разговаривать. Родионов, несколько раз приложившись к фляге, сказал сам себе: «Хватит!» – и заметно помрачнел. Посетители в «Полюс» почти не наведывались, Локтионов сидел за столом, хорошо видимый с улицы, перекладывал бумаги, кому-то звонил, работал с компьютером.
Мелькала секретарша Леночка, заехал начальник производства Федоров – посетил кабинет шефа, пофлиртовал с Еленой и отбыл на красной «фелиции», прихватив с собой кого-то из работников.
– О-па, началось! – напрягся Родионов, когда Локтионов, посмотрев на часы, решительно встал, подтянул галстук и опустил жалюзи. – Смотри, сейчас выйдет!
Не вышел. Опера уставились на обе – основную и запасную – двери «Полюса», косились на «форд», но миновал час, сгорели нервные клетки, кончились сигареты – а Локтионов как ни в чем не бывало открыл окно, благодушно осмотрел улицу и сел за стол.
– Трахался он там, что ли? – пробормотал, откидываясь на спинку кресла, Родионов. Помолчав, добавил:
– Я сейчас пойду и чисто конкретно набью ему хлебальник. Он что, нас за мальчиков держит? Думает, мы в игрушки играем? Он – полноправный член крутой оперативной разработки и должен поступать согласно утвержденной главком роли, а не играть в самодеятельность. Бар-ран тоскливый!
Как будто услышав последнее определение, Локтионов встрепенулся и задумчиво посмотрел в окно. Взгляд у него и правда был тоскливым.
– Сколько нам еще осталось, Сергеич?
– Сейчас без четверти три.
– Я сдохну, наверное. Что он, что Кольская – никаких понятий о порядочности. И с такими мы надеемся построить правовое государство? Борисова помнишь? Дал я задание своим людям. Тишина пока. Но прежде, говорят, баловался такими штучками. Если идет изъятие крупной партии, то себе немного отсыпет – и продает. Не сам, конечно…
– Да часто ли отделения крупные партии изымают? Сам вспомни! Как правило, одна мелкота идет. На этом не разживешься…
Родионов почему-то обиделся и продолжать диалог не захотел.
Наконец директор Локтионов собрался, строго указал Леночке на беспорядок в бумагах и вышел из офиса; секретарша показала спине шефа оттопыренный указательный палец и скорчила рожицу.
– А саквояж-то он оставил. Смотри, один кейс взял, – торжествующе отметил Родионов. – Значит, будет игра. А эт-то что еще за клоун?
По противоположной стороне улицы, неся перед собой алую розу, вальяжно двигался Хмаров в белом плаще и черной шляпе с полями шире плеч.
– Или это сам вымогатель, или он отвлекает наше внимание, а директора сейчас покрошат из автоматов…
Локтионов сел в «форд» и поехал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66